Вячеслав Игнатенко: "Днестр мне такой же родной, как и Днепр"

Картины Вячеслава Игнатенко, заслуженного деятеля искусств РМ, члена Союза дизайнеров СССР, хранятся во многих музеях Молдовы, Белоруссии, Украины, в частных коллекциях в разных странах. Родился и три десятка лет Вячеслав прожил в Белоруссии, а в 1983-м переехал в Кишинев, где обрел вторую родину. И это не сухой факт биографии. Сегодня удивительное сплетение молдавской и белорусской художественных палитр хорошо различимо на многих полотнах Игнатенко.

- Ваш отец был школьным учителем рисования, так что карандаши и краски вы, наверное, взяли в руки сразу после погремушек?

- Я, действительно, рисую, сколько себя помню. А вот особых отцовских наставлений, уроков не было. Что-то он подсказывал, советовал, а я тем временем вслед за ним с удовольствием «увековечивал» свою родную деревню Переделка в Гомельской области с помощью набора карандашей «Спартак» и акварельных красок «Ленинград». Да и как тут было не взяться за кисти и краски, когда вокруг такая красота! Школа, в которой учился, находилась в здании старинного поместья, к ней вела дивная липовая аллея. Повсюду – сосны, берёзы. Деревня наша стоит на высоком берегу Днепра. Такие горизонты с него открываются – дух захватывает. Помню, мама говорила: «Знаешь, сыночек, копала я картошку, села дух перевести, вокруг поглядела – такая красота, что сердце ноет». У нас там в каждом втором доме висела папина картина с родными пейзажами, с живописными днепровскими берегами. И для меня на всю жизнь особой потребностью стали водные просторы. Трижды приезжал на пленэры в Дом творчества в подмосковный Солнечногорск – на озеро Сенеж. Места там волшебные. А едва переехал в Молдову, потянуло к днестровским берегам.

- Судя по большой серии картин, особым местом притяжения в республике для вас стало село Рашков в Каменском районе.

- Целый ряд своих выставок я так и назвал – «Рашков». Это потрясающие места слияния многих культур – молдавской, русской, украинской, еврейской, польской, армянской. Здесь до сих пор действует самый старый в стране костел, сохранились руины синагоги и древней Покровской церкви. Раскинулся Рашков на скалистых берегах Днестра, где река образует излучину. Потому и называют его «маленькой Швейцарией». Над селом гордо возвышается отвесная «Червоная» скала, которая на закате становится багряно-красной. Все тут дышит историей, которую хочется запечатлеть в голубых куполах старинной Троицкой церкви, в хатах, утопающих в пестрых палисадниках. Но главный магнит для меня, конечно, Днестр. В этих местах он широкий, полноводный и такой разный! Поздней осенью, зимой вода темно-зеленая, плотная. Летним вечером – оранжевая, отражающая краски закатного неба. А майским утром водная гладь прозрачно-голубая или нежно-розовая. Но и в далеких от Рашкова местах я готов воспевать днестровские воды. На «прибрежные» пленэры выезжаю в любое время года, в разные уголки Молдовы. Днестр стал мне таким же родным, как и Днепр.

- У вас множество небольших этюдов размером 30х35 см, которые так выразительно «сопровождают» большие полотна на вернисажах...

- Мне кажется, эти этюды, написанные с натуры, очень живые, подвижные. Кстати, у мольберта я работаю только стоя, и это, по-моему, также придает мазку особый темперамент, свободу, связь с окружающим миром. Бывает, пишу этюд на берегу реки, вокруг птиц так много, что могут крылом зацепить. Поют, щебечут, слышно, как кукует кукушка, жужжат пчелы, летают бабочки, не смолкает хор лягушек. Вот и мечтается, чтобы, глядя на мои пейзажи, зритель слышал эти звуки, шум ветра. Знаете, один из моих любимых художников – великий русский, советский живописец Аркадий Пластов. На многих его полотнах воспета родная деревня Прислониха в Ульяновской области, где теперь проходят ежегодные пленэры. Разглядывая картины этого мастера, я словно ощущаю запах свежескошенной травы, слышу, как взвился жаворонок над полем. Каждое его полотно согрето любовью к родному краю, к деревенской детворе, к каждой травинке.

- Однако вы много работаете и в стиле абстракции. К примеру, серия «Самолеты» заряжена такой замечательной динамикой, сочностью красок, азартом.

- Это геометрическая абстракция, сотканная в основном из треугольников, квадратов, прямоугольников. На моих полотнах она появилась еще в студенческие годы, а всерьёз увлёкся ею, когда занимался дизайнерской работой на столичной ВДНХ, оформлял в выставочных павильонах всевозможные тематические экспозиции. Та практика и навеяла эти стилистические мотивы. Кстати, теперь с улыбкой вспоминаю один случай. В 1988-м году я представил две работы для выставки, посвященной Дню защиты детей. Там и решил впервые показать свои картины в стиле геометрической абстракции. Одна называлась «Игра», вторая – «Калейдоскоп». Входившие в выставочный комитет именитые художники Богдеско, Кучук, Обух, Греку опешили: «Что это такое? А где же дети?» Я обстоятельно рассказал о своих замыслах – о том, что многогранные яркие фигурки образно передают и ритмы веселой игры, и разноцветную сказку, которую все мы в детстве разглядывали в трубке-калейдоскопе с волшебными стеклышками. Мэтры выслушали меня и попросили ненадолго выйти в коридор. Лишь минут через 10, подискутировав, они объявили мне о своем благосклонном решении: картина «Игра» была включена в экспозицию. Согласитесь, сегодня и представить сложно, что подобные абстракции могли вызвать у моих именитых коллег настороженность и недоумение.

- Одна из ваших ключевых серий посвящена старому Кишиневу. Думаю, невозможно так живописать эти мансарды, ветхие заборы, крылечки без любви к нашим тенистым столичным кварталам. Хотите успеть запечатлеть какие-то знаковые места для потомков?

- Нет, эта серия, позволившая провести уже шесть персональных выставок, продиктована именно любовью к старому городу. Приехав после окончания школы в Минск, я полтора десятка лет жил в городе, где главенствуют широкие проспекты, масштабные строения, просторные скверы. На таком фоне одноэтажный центр Кишинева показался мне непривычно-камерным, «негромким», провинциальным. Но в этом – его прелесть: в пряных запахах цветущих лип и акаций, в ореховых и каштановых аллеях. А когда забрел в переулки Пушкинской горки, не смог пройти мимо майского буйства сирени, мимо деревянных лавок у старых домишек, на которых, кажется, отдыхал гулявший здесь два века назад Поэт. Сейчас мечтаю поработать у мольберта на улице Валя Трандафирилор, между Чуфлинской церковью и парком «Долина роз». Здесь, возле старого кладбища, именуемого в народе «польским», возле уникальной часовни можно «перелистать» многие страницы истории Кишинева.

- О вас говорят как об одном из самых плодовитых художников Молдовы. Ваши картины можно увидеть и в главных выставочных залах страны, и в небольших библиотеках…

- Я действительно много работаю, рисую каждый день, не кистью – так гелевой ручкой, фломастером, карандашом, маркером, чем придется. Выставляюсь в музеях, в дипмиссиях, в Агентстве межэтнических отношений, в Российском центре науки и культуры. Удается встречаться и с белорусским зрителем. В 2019 году с молдавскими и белорусскими пейзажами познакомил жителей Гомеля. А недавно, с 8-го августа по 3-е сентября, мои работы можно было увидеть на персональной выставке в Минске, в литературном музее Янки Купалы. В её организации участвовали представители молдавской диаспоры. Открытие экспозиции прошло очень празднично – детвора пришла в национальных костюмах, прозвучали молдавские песни, был напечатан красочный плакат.

Что касается плодовитости, наверное, это связано с крестьянскими корнями. В деревне не может быть и дня без работы. Я всегда помогал родителям и дома по хозяйству, и в совхозе. У меня даже свой «конёк» был: в сенокос меня ставили на стог. Вокруг него 3-4 человека подавали сено наверх, а я должен был так уложить его вилами, чтобы стог получился ровным, ладным, не скособочился. Середину верхушки нужно было особенно тщательно утоптать, иначе подтаявший снег стечет не вниз, а внутрь стога. Целое искусство! Высота-то немалая, метра четыре. И вся эта башня под тобой шатается, словно дышит. Помню, с каким восторгом разглядывал с тех высоких стогов родную деревню, излучину реки… Только с годами понимаешь, что такие минуты становятся для будущего художника во сто крат важнее любых уроков рисования.

- К вам очень тепло относятся ребята, которым вы преподаете в студии изобразительного искусства Белорусского культурного центра, в столичном лицее им. А.С. Пушкина. Педагогический дар – тоже от отца?

- Можно и так сказать. Я из тех учителей, кто убежден, что неталантливых детей не бывает. Радуюсь за своих юных питомцев из студии Белорусского культурного центра. Работаем мы около шести лет, но проводим уже по три - четыре вернисажа в год, ребята становились участниками международных выставок. Одна девочка успешно поступила в художественную школу, а юноша – в художественный колледж. Вообще педагогический опыт у меня немалый. С удовольствием вел детскую изостудию в студенческие годы. В разное время преподавал в Одесском художественном училище, в кишиневском Институте искусств. Самому же мне посчастливилось пройти совершенно особую школу. Дело в том, что необходимой серьезной подготовки для поступления в Белорусский государственный театрально-художественный институт у меня не было. Конкурс в этот вуз достигал 250 человек на место! Поэтому, прежде чем стать студентом, довелось и в армии послужить, и на Минском заводе шестерен поработать, и на белорусском телевидении. Но поначалу, приехав из деревни в Минск, я тут же нашел замечательного педагога, художника Сергея Петровича Каткова, о котором мне рассказали. Он был организатором первой в Белоруссии школы-интерната с художественным уклоном, еще до войны начал учить ребятишек в минском Дворце пионеров. Катков – один из немногих художников, получивших звание заслуженного учителя БССР. И вот, страшно волнуясь, я, простой деревенский парнишка, показал ему свои акварели, попросил совета – где подготовиться для поступления в институт. К тому времени Сергей Петрович уже не преподавал, но, сдержанно похвалив несколько моих работ, он заключил: «Рисуешь ты с душой... Что ж, надо учиться». С того дня он разрешил приходить к нему домой. Персональных уроков не давал, но его советы, подсказки были бесценны. А вскоре Сергей Петрович на пару недель даже взял меня на пленэр. Организовали его в живописном месте, где река Бобр впадает в Березину. Причем, в нашей группе оказались и такие известные художники как Иван Карасев и Антон Бархатков. Работа рядом с мэтрами стала для меня уникальной школой. Очень благодарен я Каткову и за то, что познакомил меня со своим соседом по мастерской - народным художником БССР Виталием Цвирко. С этим знаковым для республики пейзажистом мне также посчастливилось выезжать на пленэры, советоваться с ним. Кстати, о плате за какие-то уроки тогда и речи не было. Это сегодня репетиторство стало выгодным бизнесом. А в те годы с меня никто не взял ни копейки. Более того, когда приходил в дом к Каткову, он тут же просил жену: «Таня, накрывай на стол, будем обедать» Не смотря на вечный голод, я жутко стеснялся, пытался отказаться от трапезы. Но всякий раз слышал: «Не спорь, иначе и разговаривать не буду!»

В итоге, поступить в институт мне удалось с 4-го захода. Ради этого ходил в разные студии, готовился усердно. Но уроки Сергея Петровича, освещенные его добротой, никогда не забуду.

- Вячеслав, и все же, каково это – быть художником, сердцу которого близки и белорусское полесье, и молдавские холмы?

- В этом мое главное богатство. Они ведь в сущности разные – палитры молдавской и белорусской живописи. Молдавская – яркая, пестрая, звонкая. В ней – жар солнца и сочность спелых фруктов. Белорусская гамма сдержаннее, светлее, оттенков зеленого цвета не счесть. И обе палитры мне одинаково дороги уже не один десяток лет.

Беседовала Татьяна Борисова