Василий Киртока: Я перестал быть либералом не потому, что изменился – изменилась либеральная идея. Ч. 1

Недавно гостем телепрограммы "По фактам" с Юлией Федоровой стал Президент DAAC Hermes S.A. и председатель Совета DAAC-Hermes Grup Василий Киртока - один из ведущих молдавских предпринимателей, меценат, экс-муниципальный советник и горячий патриот своей страны.

Предметом беседы стали и текущие проблемы отечественного бизнеса, и экономический потенциал Молдовы, и влияние на развитие страны фактора геополитики, и многие другие темы.

Предлагаем вашему вниманию текстовую версию этого интервью.

- В Молдове знают, кто такой Василий Киртока, знают и за её пределами, в разрезе вашей предпринимательской деятельности, в частности. Но некоторые штрихи всё же дополнят портрет. Если коротко, важные вехи или этапы становления. По специальности вы инженер-механик, были главным инженером в кишинёвском государственном союзном проектном институте Министерства электронной промышленности СССР. А в 31 год возглавили кишиневский филиал Новосибирского государственного проектного института Министерства радиопромышленности СССР. Далее, самый конец 80-х годов, зарождение кооперативной волны, в которую вы окунулись, как и многие другие в то время. С одной стороны, классика жанра, а с другой стороны, те кооперативы, которые вы создавали, - сейчас, они, естественно, переформатировались, но эти предприятия держатся до сих пор. В чём секрет? Что не дало вам как бизнесмену кануть в Лету, а наоборот?

- Я был проектировщиком, а у многих моих коллег-проектировщиков есть такое качество: дальновидность. Мы привыкли мыслить стратегически, просчитывая шаги на годы вперед. Именно поэтому я всегда старался формировать свое видение будущего, будь то планы на год, два или десять лет. И именно это видение служило мне компасом в моих действиях. К примеру я понимал, что всегда нужно будет очищать сточные воды от промышленных предприятий. Поэтому, понимая, что это такое, и не входя в противоречия и в конфликт интересов с той деятельностью, которой я занимался на государственной службе, я создал кооперативную компанию «Голубая волна». Основываясь на технологиях Ровенского института водного хозяйства, мы начали делать реальные, очень интересные проекты. И из этой кооперативной компании, которая на проектировании заработала первые деньги, уже стал вырастать бизнес. Покупали продукцию наши предприятия. Одним из первых клиентов был Страшенский завод "Комплектхолодмаш". Потом было ещё несколько промышленных предприятий, с которыми мы работали.

- А вы были пионером в этой области?

- Здесь у нас, среди частных компаний - да! Конечно, системы очистки уже тогда внедрялись на промышленных предприятиях, но именно Ровенская технология она была передовой.

- Но то было время, так сказать, зарождения рыночной экономики: АО, ООО, рынок ценных бумаг, частные банки, валютки, боны, акции. Вас до сих пор вспоминают добрым словом, акции DAAC-Hermes. Что вообще происходит?

- Знаете, я был либералом…

- Вы им отчасти и остались или полностью изменились?

- Нынешние мои взгляды далеки от либеральных. Я вернулся к ценностям, которые исповедовал в 80-е годы. В те времена я состоял в партии, посещал партийные собрания. Хотя мне предлагали, я не стал членом райкома. Мне претила излишняя формализация, отсутствие реальной дискуссии по важным вопросам. Обсуждались лишь темы, заранее подготовленные партийным аппаратом, который, к сожалению, не отличался прогрессивностью и был озабочен лишь тем, чтобы угодить руководству. Мы это понимали. Мы, руководители, имели массу проблем. Перестройка, инфляция и другие проблемы обрушились на нас лавиной. Принятие закона о кооперации, к которому я с энтузиазмом присоединился, привело к непредвиденным последствиям - начался массовый развал предприятий. К сожалению, мы не сразу осознали всю глубину надвигающейся катастрофы. Противоречивая политика государства, когда госпредприятиям запрещалось то, что было доступно частным, но при этом разрешалась продажа продукции частникам, вела к постепенному разрушению промышленности и государственного сектора экономики. Эта порочная практика стала отправной точкой для системного демонтажа.

В памяти до сих пор остались воспоминания о Первом съезде народных депутатов, где выступали люди, которые потом оказались просто подлецами. В тот период я навещал к своего отца на даче. Он, как и я, был руководителем в свое время - директором школы, потом председателем колхоза, а на пенсии увлекся сельским хозяйством, обустроив виноградник на участке, доставшемся ему от двоюродной сестры.

И шел первый Съезд народных депутатов, который транслировали по радио. Я прашевал, перекладывая по мере освоения рядков, радиоприемник, слушал эти «выдающиеся» речи, и даже прослезился. Подумал: "Ну наконец-то!".

Но, как оказалось, вся эта перестройка была совершенно непродуманной. Она была подсказана так называемыми партнерами по развитию. Всё пошло не так, причём по разным направлениям. Но поскольку мы ждали перемен, поскольку мы были активны, мы были молоды, мы обладали знаниями, обладали желанием что-то сделать, то мы и выстраивали тот бизнес, который, по нашему мнению, имел перспективу.

В частности, я был первым, кто начал здесь работать на рынке ценных бумаг. В России мы открыли две компании, которые получили вторую и третью лицензию на российском рынке ценных бумаг. Мои брокеры в Санкт-Петербурге получили третью, четвёртую лицензию.

- Сколько вам лет было на тот момент?

- 32-33. Итак, мы открыли в России бизнес. Я хорошо знал Москву, потому что там было мое прежнее начальство.

- То есть, "Hermes" не зря там фигурирует?

- Да, действительно, группа компаний "Гермес" была нашим партнером. Сейчас с этим названием сохранилась как раз та группа, которую возглавлял на тот момент мой партнёр, а сейчас мой близкий друг из "Гермес-Планета" Володя Морыженков. Мы занимались акциями. Часть акций оправдали ожидания, часть - нет. Занимались мы в России и рынком ценных бумаг, перепродавали ваучеры, к примеру. Покупали, допустим, за 3000 рублей, через неделю продавали за 4000. Покупали за 4000 - продавали за 5000. И в один момент у нас было столько ваучеров, что мы могли бы купить 1% акций "Газпрома". Но я это поздно понял.

- А что же не задалось, или вам не дали?

- Я не разобрался в российской приватизации, и поэтому, когда началась наша, молдавская приватизация, я уже вернулся. Я продал и закрыл всё, что у нас было в Питере и в Москве, и мы активно занялись приватизацией здесь. Параллельно, мы активно занимались коммерций, занимались металлом и нефтепродуктами. Мы были первой компанией, которая в 1992 году реэкспортировала несколько тысяч тонн металла из Молдавии. Мы купили его в Новокузнецке, привезли сюда, потом переадресовали на Ильичевск, а затем паромом отправили в Болгарию. Заработали очень хорошо.

И, конечно, я в эту приватизацию поверил. Я в ней хорошо разобрался, и мы с командой смогли добиться успеха, став одними из первых. Люди охотно несли нам боны. Но внезапное резкое повышение цен затормозило процесс. Приведу пример: в 1995 году цены на приватизацию взлетели в семь раз по сравнению с 1994 годом. Правительство, очевидно, увидело в бонах, боновладельцах и фондах лазейку для извлечения дополнительной выгоды.

- Но у вас 90 тыс. акционеров сейчас?

- У нас сейчас 90 тыс., но раньше их было больше. Это связано с проведением реорганизации в коммерческое акционерное общество, в рамках которой акционерам была предложена возможность выкупа акций. Мой план был прост. Он основывался на анализе опыта стран Восточной Европы. В частности, я обратил внимание на Венгрию, которая в 1994 году ежегодно привлекала 12 миллиардов долларов инвестиций. Мне казалось, что мы будем как Венгрия к 1998-1999 году. Мы соберем боны, мы их инвестируем, затем, по примеру Венгрии, привлечем иностранных инвесторов, все продадим и поделим… Однако в начале 1995 года мы были вынуждены прекратить прием бонов из-за резкого роста цен. Несмотря на то, что количество бонов в нашем распоряжении было относительно невелико по сравнению с другими компаниями, мы обладали наиболее значительными активами среди всех инвестиционных фондов, несмотря на то, что в 1994 году мы покупали на один бон в семь раз больше имущества, чем 1995 году.

- Но в вас вкладывались. Я помню, вы уже на тот момент были достаточно серьезной компанией, популярной, вам доверяли, и вот сегодня многие поминают: а где дивиденды?

- Да, мы были популярны. Сегодня многие спрашивают про дивиденды. Есть такой вопрос. И я вам скажу, что это главная проблема моей жизни сейчас и на протяжении последних десяти лет. Первое время мы трижды выплачивали дивиденды и, несмотря на то, что это были миллионы леев, на одного акционера получались суммы небольшие (десятки леев), что людей только раздражало. И лет 15 назад, на общем собрании акционеров мы приняли решение дивиденды больше не выплачивать, а сосредоточиться на мерах по резкому росту активов компании. В этом у нас есть успехи, поэтому недавно мы приняли решение и в ближайшее время начнём выкупать однолеевые акции по 7 леев. Цена выкупа определена на основании оценки независимой специализированной организации, а выкупать будет учредитель и акционер DAAC-Hermes Grup компания DAAC-Hermes SA, которая много лет занимается коммерцией и, в частности, автомобильным бизнесом. Принимая во внимание ограниченность финансовых ресурсов (в 2024 году выделено 20,0 млн. леев), мы начнем выкуп с акций, принадлежащих наиболее пожилым акционерам, которые первыми инвестировали в нашу компанию и являются ее акционерами на протяжении многих лет. В 2025 году планируется выкупить акции еще на 20 млн леев.

Обращаюсь к акционерам, которые читают это интервью: не поддавайтесь искушению продать свои акции сейчас. Мы, как крупные акционеры, верим в будущее компании и в то, что ее акции будут расти в цене и она будет приносить своим акционерам высокие дивиденды.

- Так люди ждут 30 лет этих дивидендов...

- Вот смотрите, что получилось. С одной стороны, людям внушили веру в приватизацию, в боны и так далее. С другой стороны, делали всё, чтобы мы не были успешными. Первое, что было сделано - нам не разрешали покупать больше 25% акций одного предприятия. Представьте себе, мы завершили приватизацию в 1995 году, к тому времени предприятия начали разрушаться потому что был введён лей, была разорвана финансовая система, рухнул общий рынок Советского Союза. Предприятия производили продукцию, которую некуда было сбывать. Некоторые руководители предприятий брали в банках кредиты под 100% годовых, под 200% годовых, чтобы только выдать зарплату…Нам понадобились многие годы, чтобы после того, как были сняты ограничения добиться контроля над такими предприятиями. На несколько крупных предприятий, где имели акции, мы взять руководство в свои рукитне успели и они обанкротились.

Второе - резко повысили цены. Мы, например, планировали выйти из приватизации с активами в полмиллиарда, но вышли с активами только в 120 млн. Но были компании, которые набрали бонов в три раза больше, а активов купили ещё меньше. Поэтому мы сегодня фактически остались одни.

- В общем, Василий Афанасьевич призвал не вестись, несмотря на то, что сам же и пообещал...

- Ну, что делать... Мы в такой ситуации. Ну вот, к примеру, дашь ты человеку 1000 леев. Потратишь 90 млн. Это большие деньги для Молдавии. Очень большие. Он всё равно не будет доволен. Надо человеку дать какие-то большие суммы. Для того, чтобы дать большие суммы, для этого надо иметь компанию стоимостью миллиарды, чем мы сейчас и занимаемся.

- Вы опять продолжаете кормить завтраками. Вы говорите о том, что надо инвестировать, а потом уже...

- Конечно. Поэтому энное количество лет назад мы купили фабрику Viorica, из которой и планировали сделать компанию, которая будет стоить десятки, а может быть, и сотни миллионов евро.

- Не получилось?

- Ну как не получилось? На этом этапе не получилось. То есть, это более длинный проект. Но это удачный проект, с нашей точки зрения. По крайней мере, мы в несколько раз увеличили численность сотрудников. Мы в десятки раз увеличили обороты этой компании. Сейчас выходим на зарубежных партнеров.

- Дизайнеры, надо сказать, молодцы, SMM-щики, реклама - у вас сейчас работает всё на другом уровне, уже по-другому воспринимается.

- Не только дизайнеры. Самое главное - содержание.

- Содержание - само собой. Это ваши эти три озера в Ватре - особая история. Но! Нескромный вопрос. Тем не менее, хочется его задать вам. Как вы заработали свой первый миллион?

- Вы, очевидно, имеете ввиду Вио-Парк, но там озер не три, а пять, на данном этапе и они не в Ватре, а в Варнице. Свой первый миллион мы заработали ещё до приватизации, еще тогда, когда торговали нефтепродуктами. Некоторые из тех, кто потом стал владельцами сетей заправок, тогда покупали у нас и дизтопливо, и бензин. Мы держали топливо на двух базах под Бельцами и в Сынджере, где арендовали большую государственную базу. Мы торговали металлами, причем в больших объемах.

Я в 1990 году создал первую компанию в Молдавии, которая занималась выставками - Poliproiect. В 1994 году, когда было не совсем понятно, как дальше развиваться, мы расстались с партнёрами. Эта компания осталась у моих партнёров, друзей. Слава Богу, мы дружбу сохранили. Та часть, что досталась мне, это группа DAAC, а все полученные после раздела деньги были направлены на приватизацию.

- А знаете какой вопрос возникает, я думаю, не только у меня. Вот молодая молдавская демократия. Бизнес идёт в политику. Вы становитесь политиком. Приснопамятная "Фурника", Партия социальной демократии. Далее Демократическая партия была в вашей биографии. Потом вы - член экономических советов, сначала при президенте, потом при премьере. Но это до 2008 года. Дальше - перерыв. Ну как - перерыв. Национальная конфедерации патронатов, а потом уже 2015-2019 годы - муниципальный советник. Ну слушайте, известная цепочка. Деньги, влияние, власть и большая политика. Почему с вами не случилась та самая большая политика с ключевыми должностями?

- А я никогда туда не стремился. Вот партия, которую мы создали в своё время с политическим тяжеловесом Иваном Тимофеевичем Гуцу… Вы не читали его книгу? Я вам очень рекомендую. Прекрасная книга, называется "Республик Молдова. 30 лет до и после распада Советского Союза". Так вот, создали партию с ним и с покойным Адрианом Усатым. Сначала она называлась Гражданский Альянс за реформы. Нам хотелось немного изменить законодательство, потому что существовавшее на тот момент нас не устраивало. Хотелось на это влиять. Мы вели беседы и с премьером, и с другими людьми, которые влияли на экономическую ситуацию в стране, но нас не понимали, нас не слышали. Поэтому мы, с группой бизнесменов, решили создать это политическое движение. Я был ответственен за два района, и оба они на выборах превысили 4%. Я не пошел по спискам тогда, потому что меня это не интересовало – я думал о компании и ее акционерах. Но я был активным сторонником объединения в один блок с Демократической партией. На тот момент это была совсем другая Демпартия. Я убеждал своих коллег, я договорился тогда с Дмитрием Георгиевичем Дьяковым о том, что мы получим по три места в каждой десятке. "Нет, - ответили мне, - мы возьмём 20%". Но что-то не видно их было.

Поэтому после того, как этот проект не удался, я перешёл в Демпартию. Я давно с ними сотрудничал, с момента основания партии. И я старался что-то делать, как-то помогать. Но когда руководство Демократической партии вошло в конфликт с президентом, я вышел из Демпартии. Это для меня было неприемлемо. Я считал, что все должны работать вместе. Раздрая быть не должно. Всё должно быть консолидировано. Но поскольку этого не случилось, я покинул парию, и с тех пор политикой не занимался, не был членом ни одной партии. При этом, я баллотировался на пост Генпримара Кишинева и работал в муниципальном совете не как политик, а как хозяйственник, имеющий знания и желание улучшить ситуацию в городе. О результатах этой работы можно получить информацию на моем сайте https://chirtoca.md/md/report/.

- Вот вы только что сказали о том, что невозможно было договориться. И все 30 лет невозможно договориться. Сегодня оппозиция стоит перед тем, что необходимо выдвинуть единого кандидата. Но даже самые большие оптимисты уже не верят в это, хотя вот-вот уже на носу выборы 20 октября. Как вы думаете, в чём основная причина? Почему не удаётся договориться, не удаётся найти общие точки соприкосновения?

- Я не думаю, что существуют политики, чей рейтинг близок к проходному баллу, скажем, в парламент, которые добровольно уступят это право кому-то из своих соперников. Поэтому разговоры о едином кандидате с моей точки зрения, это о том, как бы привлечь внимание, по крайней мере, для основных игроков. Думаю, те, кто начинал вести переговоры на эту тему, изначально понимали, что ничего не получится. Кто-то начал этот разговор - ну как его не поддержать? Не поймут. Поэтому все поддержали. Все поговорили, привлекли внимание, и в итоге, конечно, ни о каком едином кандидате нет и речи. Ну представьте: я создал партию, я бегаю по пашне, езжу по провинции, встречаюсь с людьми, трачу здоровье, меня не видит семья, и вдруг я кого-то делаю президентом. С какой стати?

Кроме того, я не считаю, что сегодня настолько остро стоит вопрос, что стране обязательно нужен альтернативный президент. Я могу так считать только в одном случае: если нынешний президент допускает вариант, когда мы можем быть втянуты в военные действия на своей территории. Вот только в этом случае надо консолидироваться и приводить к власти людей, которые точно этого не допустят. А давление большое. Мы - транзитная территория.

- Вы сказали, что были либералом, когда был закат СССР, рождение новой суверенной страны, но сегодня вы стали консерватором. Что побудило к этому? Что так изменило вас?

- Я вернулся к себе. Да, мы были либералами, и, кстати, я был в основе первой Либеральной партии. Вместе с Николаем Киртоакэ, советником тогдашнего президента Снегура, в 1993 году мы создали так называемую Либеральную конвенцию. Чеслав Чобану, Николай Киртоакэ, советник президента по юриспруденции, тоже Чобану - мы долго собирались, выработали концепцию, устав, провели съезд. Но юристы из президентуры не рассчитали, что, оказывается к выборам, которые прошли в 1994 году, допускаются партии, которые зарегистрированы не позже, чем за полгода до выборов. На неделю опоздали.

А отвечая на ваш вопрос, что изменило меня, скажу так: изменился не я, за это время изменилась либеральная идея. Если тогда, когда я был либералом, либерализм означал свободу, поощрение активных людей, возможности развиваться в бизнесе, в семье, то сегодня либеральная идея выглядит совершенно иначе. Очень много так называемой толерантности. Мы ведь не за это выступали тогда. Очень много непонятных вещей, которые навязываются под видом свободы. На самом деле это свобода меньшинства. Хотя на самом деле демократия и либерализм должны подразумевать свободу большинства. Поэтому сегодня либерализм совершенно не тот, что был тогда. Правые либералы сегодня стали левыми. Левые партии, поскольку они консервативные и защищают традиционные ценности, становятся уже правыми. То есть, всё меняется. А так, собственно, мы остались такими же, какими были.

(Продолжение следует)