Накануне 25-летней годовщины путча ГКПЧ Михаил Горбачев поделился с корреспондентом "Интерфакса" Вячеславом Тереховым ретроспективным взглядом на события тех лет.
- То, что вы уехали в отпуск накануне путча, означает, что для вас он был неожиданным, что ваше смещение готовили так аккуратно, что вы как президент и генсек ничего не видели и не чувствовали.
- Во-первых, события тех лет иначе как антиконституционным заговором я назвать не могу. Во-вторых, я уехал в отпуск не накануне путча, а накануне подписания нового Союзного договора, который должен был реформировать Советский Союз, именно этого и боялись консервативные и антидемократические силы.
А теперь что касается того, в какой степени попытки снять меня с высших должностей в СССР были для меня неожиданными.
Нет, путч не был одномоментным явлением. Попытки сорвать процесс перестройки, помешать демократизации всей политической системы были неоднократно, я их видел и принимал достаточно эффективные меры, чтобы они провалились.
Уверенность переросла в самоуверенность
- Вы боялись?
- Нет, не боялся. Потому что был абсолютно убежден, что мы на правильном пути, и я смогу противостоять силам, которые стояли на пути перестройки. Без уверенности в этом я не смог бы практически закончить работу по достижению общего согласия о тексте нового союзного договора. Скажу сразу, что в какой-то момент эта уверенность переросла в самоуверенность, и, пожалуй, в этом была моя главная промашка. И в отпуск я уехал, потому что за плечами были многие месяцы тяжелейшей работы. Я понимал, что уже все сделано, все документы готовы к подписанию, и что нам предстоит новый этап, когда уже надо не просто спасать перестройку, а развивать ее, развивать демократизацию в стране, я считал, что должен был привести себя в порядок - нервы были на пределе после такого напряжения.
- Вы говорили о том, что и сейчас, по прошествии 25 лет, ходит много небылиц о событиях того периода. Мне неоднократно попадались на глаза утверждения, что руководство США сообщало вам выводы ЦРУ о возможном в стране перевороте.
- Очередная небылица.
- Запад безразлично относился к вашей политике по укреплению демократизации в стране?
- Здесь мы переходим к часто поднимаемому вопросу о влиянии внешних сил на проблемы демократизации в стране. Конечно, на Западе не все были довольны тем, что мы идем трудным, я бы сказал даже, тяжелым путем преобразования политической и экономической системы в Союзе. Там были разные силы. Кто-то нас понимал, кто-то стремился к обратному - затормозить этот процесс, но главное все-таки не в них. Мы проиграли со временем, мы не успели начать серьезные процессы реформирования политической и экономической системы страны, реформирования самой системы управления. О различном отношении к нам хорошо свидетельствует встреча "семерки" в Лондоне в июле 1991 года. Я выступал тогда там, говорил о планах реформирования в стране, говорил о необходимости инвестиций, но западные лидеры не пошли на серьезные шаги по содействию реформам. Они ограничились некоторой помощью продовольствием, и даже Маргарет Тэтчер, тогдашний премьер-министр Великобритании, возмутилась и резко высказалась по этому поводу. А мне после заседания прямо сказала: "Что же это за лидеры, которые не оказали помощь Горбачеву в такой решающий момент!"
- И все-таки, как вы считаете, почему Запад не предпринял серьезных шагов по содействию реформам в СССР?
- Потому что не хотели, чтобы СССР стал мощным демократическим государством. Такой Союз стал бы гарантией того, что не появится политика односторонних мер, политика доминирования США, и часть американских политиков видела в Горбачеве препятствие своим планам. А потом они откровенно сделали ставку на Бориса Ельцина, их цель была та же - не допустить, теперь уже в России, создания мощного демократического государства. Вспомните, когда Союз распался, какова была реакция Запада на это трагическое событие? Они говорили: "это же сам бог нам послал". И когда Россия лежала на лопатках, президент США откровенно аплодировал тогдашнему российскому руководству.
Кстати, США и сейчас пытаются проводить именно такую политику. В свое время я американцам говорил: вы пытаетесь навязать людям разных стран свою демократию, развозите ее, как кофе в пакетиках, а надо дать людям сделать свой выбор. Но они продолжали и продолжают проводить такую внешнюю политику. Даже президенту Обаме, демократически избранному и пользующемуся соответственно значительным авторитетом в стране, не удалось изменить этот курс - курс на навязывание односторонних решений. Впрочем, я сомневаюсь, что он этого хотел.
Союз был нужен, но реформированный
- Хорошо. Это то, что касается влияния Запада. Значит, основная причина всех событий лежала внутри самой политической системы, даже точнее, на кадровой системе. Может быть, просто решили, что Союз - это искусственное создание, и он всем мешал и никому не нужен.
- Наоборот, Союз зародился потому, что он был нужен всем. Если бы его не было, думаю, что как минимум гражданская война стала бы более обширной и продолжалась бы еще долго. Так что Союз не был навязан, он был необходим. Но проходит время, республики окрепли, у них появилась сила, мускулы, своя экономика, наука, культура. Нельзя забывать, что в Союзе республики начинали с разного уровня, и многие, надо признать, с очень низкого. И именно Союз помог им развиться и окрепнуть. Трудно отрицать достижения в науке и образовании в Советском Союзе. Именно развитием науки и бесплатным образованием мы весь мир расшевелили. Кстати, я и сейчас убежден в необходимости в нашей стране равного и бесплатного образования, это инвестиции в будущее и в безопасность, а у нас, как возникают трудности, начинают стричь расходы с образования. Зря.
Так вот, в годы перестройки мы пришли к обоснованному выводу, что возникли противоречия, и что старая форма Союза уже не отвечает потребностям страны. У центра не хватало возможностей следить за всем и все самим делать и указывать: у республик появился свой народно-хозяйственный комплекс, выросли свои элиты. Вот тут-то и обнаружился перекос. Мы понимали, что без реформы и модернизации и экономической, и политической системы, и системы управления дальше развиваться не сможем. У центра должны остаться только те полномочия, которые союзный уровень реально мог потянуть. Значит, Союз надо было реформировать, децентрализовать, а не разрушать. Вполне возможно, в итоге получился бы разноуровневый Союз с большими полномочиями для республик. Особенно мы поняли необходимость демократизации в 1989 году, во время выборов. Они показали, что обычные граждане, о которых говорили, что они ничего не понимают и ни в чем не разбираются, на самом деле во многом разобрались и сделали свои выводы. И эту активность людей надо было направить в демократическое русло. А кто этого испугался? Вот еще пример. В составе вновь избранных депутатов 84% были коммунисты, но в Верховный Совет не прошли десятки секретарей обкомов и руководителей более низкого партийного уровня, даже кандидат в члены политбюро ЦК КПСС, секретарь ленинградского обкома не был избран. Как вы думаете теперь, кто испугался демократизации?
Завтра будет поздно
Мы понимали, что нас поджимает время, мы готовили новый союзный договор, но и его противники понимали, что завтра будет поздно. С одной стороны, нельзя было допустить, чтобы демократия превратилась в "раздрай". Огромных усилий потребовала подготовка экономической антикризисной программы, ее разрабатывали не несколько десятков "умников", а ученые многих НИИ, и главное - представители всех республик, в том числе на уровне зампредсовмина. Только дураки могли все это сорвать. Был готов и проект договора, и антикризисная программа, которую поддерживали все республики, подчеркиваю - все республики, в том числе и прибалтийские. Я был уверен, что какой дурак полезет сломать все это. Но...
Думал, что смогу дать "по зубам" всем противникам демократии
- Практически антидемократические силы объединились только накануне принятия нового союзного договора?
- Нет, сорвать процесс демократизации пытались и раньше, и свалить Горбачева не один раз пытались. И я видел эти попытки, и все сделал для того, чтобы они провалились. Для меня было полной неожиданностью, когда в декабре 1990 года на съезде народных депутатов председательствующий Анатолий Лукьянов дал слово неизвестной никому ранее депутату Сажи Умалатовой, причем сразу после открытия съезда, и она поставила вопрос о недоверии Горбачеву. Съезд даже не поставил вопрос в повестку дня, но я понял, что была попытка дать открытый бой. Затем в апреле 1991 года на пленуме ЦК один за другим стали поднимать вопрос, причем в этом участвовали и люди из моего окружения, о недоверии Горбачеву. Тогда я сказал: я ухожу с поста генсека. Они рты раскрыли от удивления, часа три совещались, но голосовать за отставку не стали. Моя сила была в твердом убеждении, что кому надоела демократия, кто против обновления страны, тот должен уходить, и я был уверен, что смогу "дать по зубам" всем, кто против изменений и перестройки. Еще раз повторю, что моя уверенность переросла в самоуверенность. Когда определились с задачами, надо было действовать без промедления. Мы потеряли время, а те, кто испугался изменений, решили действовать без промедления.
Путч не сделал страну лучшей. Больше того, он явно стал примером, если не спровоцировал, следующую попытку переворота в 1993 году. Если можно было пойти на антиконституционные действия в 1991 году, то почему нельзя сделать эту попытку и в 1993-м, когда очень хотелось. Всякие попытки переворотов, стремление столкнуть страну силой с пути нормального развития имеют катастрофические последствия. Конечно, трудно бывает, даже очень, в каких-то сложных ситуациях оставаться в конституционных демократических рамках, но это единственная возможность спасти страну и народ.
Добавить комментарий