Юрий Рошка. Сто лет одиночества

Юрий Рошка - одна из самых ярких и харизматичных фигур в молдавской политике, публицист, переводчик, исследователь. Юрий Рошка достаточно часто выступает на площадке сайта Noi.md, но и другие массмедиа уделяют ему внимание. Так, недавно он дал обширное интервью одному из местных YouTube-каналов, где впервые рассказал журналисту Александру Стахурскому некоторые подробности из своей политической и личной жизни, поделился мыслями о современном мироустройстве. Предлагаем вниманию наших читателей наиболее интересные фрагменты этой беседы.

Александр Стахурский. Насколько я понимаю, ваши лидерские качества начали проявляться еще в школе.

Юрий Рошка. Моя покойная мама, которая была учительницей, направила меня в 1-ю школу, надеясь, что я исправлюсь. Потому что я учился сначала в 32-й, это нижняя Ботаника, специфический район. Потом я учился в спортивном интернате, а мама за мной присматривала. В 9-м классе она перевела меня в лучшую тогдашнюю молдавскую школу, надеясь, что таким образом я легче поступлю в вуз.

А.С. Расскажите про ваше увлечение боксом. Вы до какого уровня дошли?

Ю.Р. Второй разряд. Леонид Петрович Томша (заслуженный тренер РМ. – Прим. ред.), царствие ему небесное, это человек легендарный не только для меня и моего брата, но и для всего Кишинева, он целое поколение вырастил. В бокс меня старший брат притащил. Хулиган, попавший на бокс к Леониду Петровичу, переставал быть хулиганом. Я никогда не забуду его лозунг: «Когда ты на ринге, не закрывай глаза – пропустишь самое интересное».

А.С. Чему вас улица научила?

Ю.Р. В 1968-м мы переехали сюда (в Кишинев). Мне было неполных 7 лет. Для нас это был культурный шок, потому что в селе люди по-другому себя ведут. Мне брат сказал: когда будешь идти в школу, к тебе будут приставать байструки и просить денег. Так ты или беги, или сразу бей первым. И с его легкой подачи я научился бить первым. Когда драка неизбежна, самое главное – учуять, что она неизбежна, и бить первым. Потому что те, кто стоят перед тобой, тебя ударят, и ты можешь не выдержать удар.

А.С. Почему вы решили стать журналистом?

Ю.Р. Я не решил. Я был такой балбес, закончил 10 классов и никуда не хотел поступать. Мой брат учился в Институте искусств, а рядом как раз было здание журфака. И на семейном совете решили, чтобы я пошел к своему двоюродному брату и он определил бы, гожусь ли я в журналисты. А Николай Рошка на тот момент уже был известным журналистом и прозаиком. И он меня притащил в Дом печати, в 1979 году. Ребята из «Тинеримя Молдовей» меня спрашивают: «Ну что, пацан, ты умеешь писать? Тогда иди на фабрику ХХШ съезда КПСС и напиши репортаж с комсомольского собрания». Я долго писал, что-то там пыжился. Если отбросить цензуру, идеологию, определенное качество текста должно было быть, для того чтобы ты был опубликован.

А.С. Про вашу бурную студенческую молодость я слышал одну историю. Вы были в студотряде близ города Кантемир. Село Стояновка. И там случилась одна неприятная история. Была очень большая драка…

Ю.Р. Там был многосерийный колхоз у нас. Девочки жили в школе, а мы жили в здании бывшей прокуратуры. И приехали ребята из соседнего села, Стояновка-1. Кто-то из девочек прибежал к нам и сказал, что человек двадцать бьют одного, молодого преподавателя биологии, я даже имя его забыл. Когда мы с ребятами прибежали, тот парень уже был в крови. Мы, конечно, всех раскидали, разогнали. И потом они пришли мстить. Они были с велосипедными цепями, дубинками, и побили нас троих довольно хорошо – меня, Юру Семенова и Витю Романчука. Нас было больше сорока, но к ним вышло трое. Если бы просто ребята наши вышли в коридор, ничего бы не было. Потому что нас было бы вдвое больше.

А.С. Из этого случая вы какой для себя извлекли урок?

Ю.Р. Единственный раз, когда я проиграл.

А.С. Почему вы стали одним из организаторов Народного Фронта?

Ю.Р, В 1986 году решением ЦК комсомола была организована Ассоциация творческой молодежи. Был слет в селе Иванча, на который я попал как молодой журналист. Это была очень интересная интеллектуальная тусовка. Из этого молодежного ядра в 88-м году мы образовали Народный Фронт. Неприятие советской власти в моей семье присутствовало всегда, хоть и латентное. Для меня перестройка стала возможностью завоевать право изучать своих классиков. А когда мы говорим о литературе, мы говорим о культуре. А когда мы говорим о культуре, мы говорим об идентичности. А когда мы говорим об идентичности, то говорим о смыслах. Когда мы говорим о смыслах, мы говорим об идеалах. А где идеалы и где есть возможность рискнуть - там я себя чувствую как рыба в воде.

Сначала наше движение не было политическим, скорее, культурное. Мы собирались, читали стихи, пели песни. Поэтом это переросло в политический дискурс, антисоветский, антикоммунистический и за уничтожение советской власти. Мы были тогда такие наивные, что считали – Запад нам поможет. Мы не знали, что такое глобализация, что такое капитализм, либерализм… Мы думали – вот, избавимся от советской власти, и рай земной наступит. Мы не думали об экономике, мы думали о свободе. Не было экономической составляющей. Те, кто создавал народные фронты, были из среды творческой интеллигенции.

А.С. Есть такая версия, что Народный Фронт был использован вслепую некоторыми режиссерами из КГБ.

Ю.Р. Это так. Был 1989 год. Должна была состояться какая-то там движуха, связанная с 28 июня,- освобождение Бессарабии, с точки зрения советской пропаганды. И тогда коммунистическая печать писала открыто: «Народный Фронт готовит «Варфоломеевскую ночь». Их девиз – русских в Днестр, евреев за Днестр». Это абсолютный бред! Многие русскоязычные до сих пор находятся в плену этих дурацких страшилок и не понимают, что это вообще ничего общего не имеет с нашей деятельностью.

Мне часто задают этот вопрос: кто же был тогда прав? Отвечу так. Русским тогда было комфортно, а не русским – некомфортно. Это не вина русских. Русский народ – великий народ, народ-объединитель. Чтобы это понять, нужно читать в первую очередь Ивана Ильина, представителя православной школы русской мысли, который говорит – «Советский Союз – не Россия». Наоборот, анти -Россия. И в той мере, в которой русский сегодняшний сможет немножко отдалиться от советского эксперимента, он сможет это понять. Кто был прав? Да никто не был прав. Просто имперский центр – и это в любой империи – чтобы сохранить контроль над окраинами, провоцирует региональные конфликты. Это классика жанра.

А.С. На ваш взгляд, покаяние по теме жертв Приднестровского конфликта и тех, кто остался калеками, оно необходимо?

Ю.Р. Для этого нужна светлая голова в руководстве Республики Молдова. Только. Я об этом говорил с Никитой Михалковым, со многими значимыми интеллектуальными фигурами из Москвы, я об этом писал статьи на обоих языках. Я глубоко убежден, что для того, чтобы превозмочь все это, нужен очень откровенный и глубинный православный посыл. В этом конфликте каждый считает себя жертвой, а другую сторону – палачом. Для того, чтобы этого избежать, и на уровне Республики Молдова, и на уровне бывшего Советского Союза кто-то должен сказать: «Ребята, это был кошмарный советский эксперимент, и это был кошмарный опыт постсоветский. Это уже в прошлом». Покаяние должно быть обоюдным. Нужно было перемолоть очень много личного опыта, чтобы понять: главенствует православная общая идентичность, а не языковое различие. Наши общие ценности – наша православная византийская идентичность, наша континентальная идентичность. На общий враг – тотальная агрессия глобалистов.

А.С. Ваша партия была долгие годы самым главным антиподом, и политическим и идеологическим, и соперником Партии коммунистов. Вы прошли долгий путь от уличных протестов до митингов, вы сорвали своими протестами подписание так называемого меморандума Козака, жгли портреты Путина, но всячески не допустили, чтобы этот меморандум был подписан. Но в 2005 году ваша партия, вы лично все-таки пришли к какому-то консенсусу с Владимиром Ворониным и поддержали его при переизбрании на второй срок как президента Республики Молдова.

Ю.Р. О плане Козака. Это была единственная дипломатическая победа Республики Молдова над Российской Федерацией. Они пошли на нас с дипломатической войной, и мы смогли выдержать оборону. То, что Воронин в последний момент не подписал, – за это ему памятник нужно поставить. А за что его можно упрекать, так это за то, что он обещал, а потом не подписал. С такой значимой политической фигурой, как Путин, с такой геополитической глыбой, как Российская Федерация, шутить не надо. Мы должны быть предсказуемыми.

А.С. Вы организовывали митинги, в которых участвовало более ста тысяч человек. При этом вы контролировали все, во время ваших митингов не было никаких серьезных эксцессов, и вы грань закона не переходили. Как вам удавалось держать дисциплину? Люди, которые никогда не имели отношения с толпой, не знают, насколько это сложно. Для этого необходимо огромное количество людей, которые тебе помогают, все должно быть скоординировано и организовано.

Ю.Р. С самого начала, с 89 года я договаривался с полицией, всегда. Я постоянно говорил в мегафон: любой провокатор, который бросит камень или который предпринимает какое-то насильственное действие, - сразу его за шкирку и сдать полиции. И все об этом знали. И все полицейские знали, что если Юра там, то все будет нормально. Я понимал, что если я не контролирую психологически людей, если я не могу доминировать над ними и объяснять, почему этого не нужно делать, то…

А.С. Когда ваша фракция проголосовала в 2005 году за переизбрание Воронина, от вас отвернулось очень много ваших сторонников. Как я понимаю, вы выбрали вместо хаоса…

Ю.Р. Нет, не вместо хаоса. Это все равно что упрекнуть солдата, что он пошел на войну и его убили. «Ты что, дурак? Надо было под кровать спрятаться и не идти на фронт». Политика – это война, это борьба. Политика предполагает не только игру на свой имидж. Да, я совершил политическое самоубийство. Но это было важно для страны, а не для меня. Это очень трудно понять обывателю. Обыватель, который является потребителем политических событий, считает всех политиков подлецами. И имеет на то основания, потому что большинство из них такими и являются. И любую критическую ситуацию они воспринимают как что-то пародийное – «наверное, это парни придумали, что это критическая ситуация для страны, наверное, им нужно было заработать бабло». Не только я – моя фракция, моя партия пошла на сознательное политическое самоубийство. Но нужно было выбирать между тем, чтобы пришли последние подонки, либо мы поддерживаем Воронина обусловлено.

А.С. Какие были условия?

Ю.Р. Десять штук. Десять революционных законов, которые я лично разработал. Статус судей, Счетная палата, Центризбирком, статус Гостелерадио, статус правительственных газет, статус секретной службы… То есть ряд демократических преобразований, которые лишали коммунистов права на монопольную власть над органами, являющимися автономными или независимыми.

Что касается европейской интеграции – да, в 2005 году мы еще сохраняли остатки иллюзий, что европейская интеграция, НАТО и коллективный Запад – это хорошо.

А.С. Сейчас опять звучат лозунги, что НАТО - наш партнер.

Ю.Р. Республика Молдова, как и весь регион, как все посткоммунистические страны европейского пространства, является колонией американской гиперимперии. Мы являемся порабощенной страной. Слава богу, что созрели и поняли это. Когда мы говорим о сотрудничестве с НАТО, то нужно говорить о сотрудничестве с Евросоюзом, о свободной торговле, о значении МВФ и Всемирного банка, о том, кто диктует нам всю политику, внутреннюю и внешнюю. Нет такой независимой страны "Республика Молдова". Есть куклы, которые стоят в разных функциях, и есть кукловоды. И это везде так – и в Киеве, и в Бухаресте, и в Кишиневе.

А.С. А когда произойдет объединение с Румынией, на ваш взгляд? Вы об этом говорили еще лет пятнадцать назад.

Ю.Р. Тогда я мало чего понимал в сути Запада. Я перемолол очень много книг, напутешествовался по всему миру, с тем, чтобы понять глубинно, что же такое коллективный Запад как воплощение абсолютного исторического зла.

Объединение с Румынией. Отвечаю просто. Когда пал Советский Союз, у нас было только две хотелки в голове. Одни хотели восстановить довоенное состояние дел, то есть с Румынией, другие хотели сохранить статус-кво. Другого видения будущего, кроме как попытаться вернуть прошлое, у нас нет. И это не только у нас. Нет такой страны в истории, которая была крупнее и не желала бы восстановить свою величину и значимость. Для нас национально-освободительное движение означало: конечная остановка – это объединение. Но нужно было хорошо понять, что Румыния – это вассал. Это не игрок. Происходила путаница в нашей голове, мы путали народ с государством, культуру – с государственной администрацией. Принадлежность к румынской культуре для меня уже много лет не означает лояльности к властям Румынии. Я никогда не просил гражданства Румынии. У меня нет никаких комплексов в этом смысле. А зачем мне румынское гражданство? Я не собирался работать на Западе, я не собирался заниматься политикой в Румынии. Мало кто брал паспорт из патриотических соображений, все было чисто утилитарно.

В Республике Молдова очень интересная ситуация. В голове наших граждан есть симметричные два внешних врага. Для одних это Россия, а для других – Румыния.

А.С. А как вы пришли к идее евразийского вектора?

Ю.Р. Почитывая книжечки. Когда мы говорим о евразийстве как континентальном типе цивилизации, это очень глубинная вещь. Во-первых, всегда в основе любой цивилизации лежит вера. В данном случае – православие, византийство. А шире континентализм – это означает вертикальная цивилизация. Стабильная иерархическая патриархальная, нравственная, которая всегда находится в противодействии и в конкуренции с морской цивилизацией. Западная цивилизация является продуктом цивилизации моря. Это коммерческая цивилизация. Это цивилизация капитализма, индивидуализма, отсутствия реперных пунктов нравственного и религиозного характера. Поэтому вся румынская культура принадлежит к тому же духовному и религиозному цивилизационному пласту, что и Россия. В этом смысле имеет очень малое значение военная или экономическая мощь, или демографическая. Имеют значение только глубинные корни, или коллективное бессознательное, как говорил Юнг, которые объединяют эти народы. Это гораздо важнее, чем передряги XIX века.

Я считаю, что Молдова должна стать золотым мостом между глубинной Россией и глубинной Румынией. Не являясь ни Румынией, ни Россией, и являясь в тот же момент и тем и другим.

А.С. Владимир Плахотнюк выстроил некую модель, которая оказалась, как показывает наша реальность, достаточно эффективной. Его в стране нет, а дело его живет и торжествует. Он появился в те годы, когда Воронин был у власти. Вы, как человек опытный, и политик, который всегда чувствует ситуацию, безусловно чувствовали и видели его появление, его проникновение в государственные структуры.

Ю.Р. Нет, не чувствовал. Это настолько шустрый и скрытный человек, что его все недооценивали. До лета 2009 года. Он был такой коротышка-теневик, бегал туда-сюда. Никто не предполагал, что он успел уже коррумпировать основных министров, силовиков, генералов… практически всю государственную машину Воронина.

А.С. А где тогда те реформы, на которых вы настаивали, избирая Воронина?

Ю.Р. Мы создали условия для революционных реформ, но они не воплотились в жизнь. Дело не в Плахотнюке, дело в типе той цивилизации, в которой мы живем. Российский экономист Валентин Катасонов называет ее денежной. Почему Плахотнюк был настолько успешным? Потому что дьявол помог. Почему Воронин проиграл? Потому что он набожный человек.

Я такой работоспособности, как у Плахотнюка, больше нигде и ни у кого не видел. Человек мог не спать ночами. Он говорит с тобой, при этом у него лежит чехол с десятью телефонами, которые были обвязаны изолентой, и они беспрерывно звонят. Он все время с кем-то говорил, давал какие-то задания, у него в глазах постоянное напряжение. Как бывает состояние бодрости у тех, кто под дозой.

А.С. А по какому поводу вы с ним встречались?

Ю.Р. Он постоянно встречался со всеми значимыми людьми. Не обязательно по конкретным поводам. Он обхаживал в прямом смысле слова. Он всегда очень вежливо и деликатно общался. Никогда – а мы встречались с ним, наверное, раз пять – не посмел сказать: «А что ты меня критикуешь?». Я думаю, он хотел понять, можно ли со мной сотрудничать или нет. Он, как и каждый человек, который становился центром влияния здесь, признавал лишь такого рода отношения: либо ты ему служишь, либо ты с ним не общаешься, в лучшем случае ты не являешься членом его команды, а то и врагом. Но мне никогда не хотелось работать на него или с ним.

А.С. И вы стали его врагом?

Ю.Р. Не знаю, но я никогда не стеснялся мочить его во всех своих статьях и интервью.

А.С. Плахотнюк вернется?

Ю.Р. Думаю, что это уже битая карта. Восстановить свою империю невозможно. Люди поменялись, тусовка поменялась. Если он один раз провалился, то кто же на него станет работать? Он неудачный шеф мафии. А знаете, что его подвело, почему он проиграл? Потому что многие люди не поняли, почему он все-таки вырвался на сцену. Если бы он остался в тени, то, наверное, до сих пор руководил бы Республикой Молдова. Но жажда славы убила его. Деньги были, но ему нужна была популярность.

А.С. У кого сейчас в нашей стране есть деньги, чтобы делать политику?

Ю.Р. Финансирование идет извне. Поэтому у нас практически нет независимых игроков. Это наемники. Они даже не понимают, что они – наемники. Когда на телевидении меня спрашивают: «Юрий, каково ваше мнение по поводу последнего заявления посла?», я всегда отвечаю – «Негативное». Что такое заявление посла, аккредитованного в Республике Молдова, по поводу внутриполитических тусовок нашей страны? Молчать в тряпочку и писать доклады домой, а не выступать публично. Американский посол, европейский посол постоянно превышают свои мандаты и ведут себя как хозяева здесь. Почему? Потому что мы страна, зависимая с точки зрения финансовой.

А.С. В чем суть уголовного дела против вас?

Ю.Р. «Извлечение выгоды из влияния». Клеят мне довольно интересную статью, до семи лет. Шансов посадить меня очень мало, если на то не будет внешнего влияния. Мне вменяют, что я взял два чемодана денег и обещал занести их Иону Муруяну, который был председателем Верховного суда в 2009 и 2010 годах. Если по закону, то они не имели права открыть уголовное дело, а если по молдавскому закону, то могут посадить. Это было еще во время Плахотнюка, но я не думаю, что он это организовал. Я думаю, что он сказал – «Да делайте что хотите». Если бы это был его приказ, обязательно пришли бы маски-шоу и телевидение.

А.С. В названии вашей партии присутствует слово «христианская». У нас в стране 90 % населения считает себя христианами. Почему у нас такое большое количество насилия в семье, почему растет количество суицида, почему все больше убийств на бытовой почве, а огромное количество наших девушек «славятся» тем, что занимаются проституцией? На ваш взгляд, какова роль церкви в этом всем? Наш институт церкви нуждается в какой-то реформе, в каких-то изменениях?

Ю.Р. По моему мнению, мы находится на исходе истории вообще. Не по Фукуяме, а по «Откровению» Иоанна Богослова. Мы находимся в конце времен. Апокалипсис недалеко, если мы читаем внимательно Святое писание и понимаем святую традицию. Деградация человека и усиливается и ускоряется в конце времен. Мы – павшая цивилизация, это нужно понимать, если мы православные люди. Высокий процент верующих – это люди, которые были крещенными, но большинство из нас являются номинально православными, ничего общего с ним не имея. Православный человек – это практик. Это по крайней мере человек, регулярно посещающий церковь, который исповедуется и причащается регулярно. Если – нет, то это человек, лишь считающий себя православным.

Роль церкви. Клирики, священнослужители перестали ощущать себя как часть воинствующей церкви. Не забываем, что по нашему верованию церковь земная считается воинствующей, с точки зрения духовной. То есть обороняется от натиска врага рода человеческого, от сатанинских помыслов и действий. Я никак не хочу упрекать за это. Я понимаю, что люди размякли – и паства, и священники. Люди больше боятся потерять свой сан, свою работу, чем любовь Господа.

Мы говорим, что в страданиях мудреет человек, и что цена нашей веры – это готовность умереть за Христа, а это не шутка. Готовность умереть должна быть постоянной, потому что любовь к Христу настолько велика, потому что он тебе дал жизнь. А мы перестали это ценить.

А.С. Чья же в этом вина?

Ю.Р. Всех! И каждого. Мы, как миряне, мало как можем повлиять на церковную иерархию. Церковнослужители не рискуют набраться храбрости и быть более настойчивыми. Нужно быть смиренным перед Богом, но иногда, если ты промолчишь, ты предаешь Бога. Какими бы ни были церковные иерархи, это не заставит меня усомниться в вере в нашего Спасителя. И я всегда буду стоять на стороне Церкви, как вечном и святом институте, когда на нее налетает либеральная мразь.

А.С. Вы в политику вернетесь?

Ю.Р. Если политика потребует моей жизни, – да, если карьеры - нет. Сегодня в политику вернуться невозможно, потому что это уже болото. А истинная политика – это когда есть политическая философия, есть идеи и есть возможность рискнуть самим собой ради благого дела. Пока этого не наблюдается.

А.С. Неужели все так пессимистично?

Ю.Р. Да, пессимистично. И это не только здесь так. Политики нет, она умерла, есть только бизнес. И есть только манипуляция массовым сознанием. Всё. Почему я был успешным политиком? Потому что коммунизм уже умер, а либерализм еще не состоялся. Советский Союз уже пал, а общество еще не было здесь полностью приведено в соответствие с западным либерализмом. Теперь всё. Наши движения, наши заявления имели какое-то значение для человека. Теперь человек является пассивным потребителем телекартинки. Мне это не интересно. Я считаю, что такой динозавр, как я, будет казаться смешным этим пигмеям.