Илья Сухарский: «Мои московские наставники – профессионалы высочайшего класса»

В Молдове есть молодое поколение ученых, совершающих настоящие прорывы в науке. Один из них - Илья Сухарский - доктор медицинских наук, доцент кафедры челюстно-лицевой хирургии Госуниверситета медицины и фармакологии им. Н.Тестемицану, ургентный челюстно-лицевой хирург БСМП.

Именно благодаря ему ровно два года назад в молдавской медицине произошло, без преувеличения, сенсационное событие научного характера. Впервые при установке пациенту индивидуального черепно-лицевого протеза было применено виртуальное планирование. Сначала И.Сухарский решал эту нестандартную задачу у монитора компьютера, а затем – у операционного стола, вместе с бригадой разных специалистов.

Наши коллеги из Российского центра науки и культуры встретились с молодым ученым – недавно ему исполнилось 37 лет – приурочив это интервью ко Дню науки, который отмечается в России 8 февраля. Дело в том, что, по признанию Ильи, основной багаж знаний в этой области он получил в Москве, в Центральном НИИ стоматологии и челюстно-лицевой хирургии.

- Хотелось бы начать разговор с не «челюстно-лицевой», но очень злободневной темы. На днях топ-новостью стала публикация в научном журнале Великобритании «Ланцет» результатов третьей фазы клинических исследований российской вакцины «Спутник V». Из них следует, что данный препарат – не просто первая в мире зарегистрированная вакцина. Она на 91,6 % эффективна против коронавируса. Как бы вы прокомментировали эту публикацию?

- Для начала отмечу, что «Ланцет» - одно из авторитетнейших медицинских изданий в мире. А статью я бы прокомментировал кратко и четко. Один из главных «барометров», оценивающих научный потенциал страны в сфере здравоохранения, – возможность быстро реагировать на динамичную эпидемиологическую обстановку. То есть способность оперативно создать вакцину и провести массовую вакцинацию населения. Так что опубликованные в «Ланцете» данные, собранные независимыми экспертами, говорят за себя: разработки российских ученых наконец получили заслуженное признание не только на родине.

- Что ж, вернемся к прорывному событию в истории молдавской медицины, которое стало возможным благодаря виртуальному планированию индивидуального черепно-лицевого протеза. В СМИ о нем писали не много. Раскройте, пожалуйста, скобки – в чем его суть и уникальность?

- Речь – об операциях, сделанных 28-летнему жителю Дубоссар. После серьезного ДТП он был доставлен в БСМП с тяжелейшей сочетанной травмой – ушибом головного мозга, переломами лобной, височной, теменной костей. Во время первой, экстренной операции главной задачей было спасение жизни пострадавшего. Мы провели трепанацию черепа с удалением костных обломков, которые невозможно было использовать для его реконструкции. Многочасовая сложнейшая операция прошла успешно, после чего пациент несколько месяцев оставался под наблюдением врачей. При этом внешность мужчины, мягко говоря, не радовала: лицо деформировано, левое глазное яблоко двигалось не симметрично с правым, так как отсутствовала костная опора для соответствующих мышц. А главное – твердая мозговая оболочка и правая лобная доля мозга находились прямо под кожей.

- То есть малейшая травма головы могла стать роковой?

- Именно так. Поэтому через некоторое время последовала вторая операция. На основании данных компьютерной томографии была проведена виртуальная реконструкция дефекта и виртуально спланирован дизайн индивидуального протеза. Он предусматривал специальные отверстия для прикрепления мимических мышц, учитывал многие геометрические параметры костей челюстно-лицевой области пациента.

- Понятно, что такие сложнейшие операции проводили бригады, состоявшие из разных специалистов, а вот решение всех компьютерных задач, насколько я знаю, легло на ваши плечи. Что помогло вам в этой нестандартной работе у монитора? С чего все началось?

- Началось… с моего старенького мотоцикла «Днепр». Как-то, еще в юности, пошел к слесарю с просьбой выточить одну деталь – с запчастями была проблема. Как смог, нарисовал ее, но слесарь только выругался – ничего на моем «чертеже» не разобрал. Вот и решил я с помощью видео-уроков и компьютерной программы КОМПАС-3D вникнуть в суть трехмерного моделирования. Увлекся. Тогда и представить, конечно, не мог, что придется «лепить», просчитывать на мониторе «запчасти» для человеческого черепа.

После учебы в Кишиневском медуниверситете ординатуру и аспирантуру я прошел в Москве, в Центральном НИИ стоматологии и челюстно-лицевой хирургии. Там защитил диссертацию по теме компьютерного моделирования в данной сфере.

- Как давалась учеба в Первопрестольной? Насколько я понимаю, приехали вы туда с багажом знаний лишь по общей стоматологии?

- Да, ехал я в Москву с мечтой получить серьезное образование в сфере челюстно-лицевой хирургии. Мне очень повезло: во-первых, в этот ЦНИИ поступают самые сложные пациенты со всей России. Можете себе представить, какая там практика! А во-вторых, моими учителями стали профессионалы высочайшего класса. Среди них – уникальные личности, причем не только врачи, но и доктора физико-математических наук, программисты, кандидаты технических наук, другие специалисты. Я очень благодарен тогдашнему директору института Анатолию Алексеевичу Кулакову, профессору Александру Ивановичу Неробееву, авторитетным ученым Сергею Борисовичу Буцану, Тамаре Зурабовне Чкадуа, Михаилу Михайловичу Черненькому. А недавно институт возглавил замечательный человек Федор Федорович Лосев, который был моим оппонентом на защите кандидатской диссертации. В этих стенах я продолжаю совершенствовать практику – оперирую с коллегами, консультируюсь у лучших специалистов. Так сложилось, что я всегда чувствовал их поддержку, доверие. Меня не мучали какими-то формальными отчетами, еще в годы ординатуры позволяли часы напролет проводить в операционных.

Вообще нужно понимать, что главный теоретический фундамент в нашем деле – это труды российских ученых: «Национальное пособие по челюстно-лицевой хирургии» под редакцией А.Кулакова, «Травмы и воспалительные процессы челюстно-лицевой области» Ю. Бернадского, «Онкология головы и шеи» А. Пачеса. По этим книгам учился я, учатся нынешние студенты. И мы в Молдове, я считаю, находимся в оптимальных условиях, так как наши ребята, владея русским, штудируют эти актуальнейшие учебники без труда. Эту литературу рекомендовал я и владеющим русским языком курсантам из США, которых оказалось немало в первом выпуске. В Калифорнии для получения лицензии на медпрактику необходимо пройти двухгодичный курс обучения в одном из специально аккредитованных центров. Кишиневский вуз – один из них, поэтому труды российских ученых в нем давно стали настольными книгами. Мы их включаем в список рекомендованной литературы и для своих подопечных из молдавских и английских групп. Знаю, что желание стать хорошими специалистами побуждает многих студентов учить русский.

- Кстати, насколько я знаю, протез из биомедицинского титана для прооперированного жителя Дубоссар изготовили также в Москве, в университете им. Баумана?

- Дело в том, что его обработка методом фрезеровки возможна лишь на специальном станке с ЧПУ. В Кишиневе такой техники пока нет. Стоит сказать, что титан трудно поддается мехобработке, и во время работы у монитора был крайне важен верный изначальный расчет. Если бы в ходе операции что-то пошло не так, протез, как говорится, не подстругаешь, плана «Б» у нас не было. Поэтому, учитывая и геометрическую, и функциональную сложность дефекта, при виртуальном моделировании мне приходилось все многократно просчитывать, перепроверять.

- Я читала о том, что еще за тысячи лет до нашей эры костные дефекты замещали драгоценными металлами, даже морскими раковинами. В наше время для этого, естественно, синтезируют новые материалы, используют золото, серебро, платину. А с какими имплантами традиционно работают в вашем отделении БСМП?

- В основном используем специальные пластмассы, которые моделируются во время операции. И тут важна способность, так сказать, думать трехмерно. Но без виртуального этапа подобная операция все же подразумевает долю погрешности, неточности.

- Скажите, а в России за последние годы наука продвинулась в плане разработки новых материалов для протезов свода черепа?

- Да, там проводятся очень перспективные исследования на основе углеволокна, есть хорошие результаты.

- А насколько в Молдове актуальна проблема протезирования в челюстно-лицевой хирургии?

- Краниопластика (кранио – череп) была актуальна всегда, но особенно остро потребность в ней ощущается в последние 5-7 лет. На глазах растет число пострадавших в ДТП, в бытовых скандалах с рукоприкладством, в криминальных «разборках». Причем все чаще это так называемые панфацальные переломы, когда травмированы 2/3 или весь череп.

Эта пандемия для многих стала катастрофой. У кого-то рушится бизнес, у кого-то психическое здоровье «на нуле». Как повлияла она на вашу практику, на ваши планы?

- Знаете, у меня все сложилось «от противного». Именно в этот карантинный год мне удалось невероятно пополнить свой багаж знаний. Многие часы я провожу на вебинарах, которые в режиме онлайн проводят блестящие челюстно-лицевые хирурги из России и Франции, Германии и Австралии. Вникая в лекции бразильских, испанских, португальских корифеев, я стал понимать и их языки – слишком интересные, актуальные вопросы они поднимают.

- Подобные вебинары собирают сотни слушателей. Удается задавать вопросы, что-то уточнять?

- Конечно! В том-то и суть, что эти опытнейшие врачи очень открыты, отзывчивы. Среди них немало тех, кому за 70, и в условиях карантина они устали от жесткой изоляции, хотят общаться, быть полезными. Нередко свои репортажи хирурги ведут прямо из операционных. Закрепив на лбу видеокамеру, они транслируют ход операции и всё подробно комментируют. Понятно, что это бесценные уроки для моих коллег любого уровня подготовки. Всегда есть какие-то нюансы, тонкости, которые в определенной ситуации могут оказаться полезными или даже спасительными. И вот в ходе такого интернационального онлайн-общения я не раз услышал из уст западных коллег, с каким пиететом они упоминают о молодом, но уже авторитетном хирурге из Санкт-Петербурга Виталии Жолтикове. С огромным интересом включился в его вебинары, которые проходили под эгидой различных европейских ассоциаций. А в апреле полечу в Питер, чтобы вживую поработать на его семинарах. Он настоящий ас в сфере ринопластики – коррекции носа. А для меня это теперь особенно актуально.

- Почему?

- В настоящее время я почти полностью сконцентрировался на реконструктивной хирургии в средней зоне лица – это глаза, нос, уши. Если еще конкретнее, речь идет о реконструкции верхних и нижних век.

Во время операции. И.Сухарский – слева.

- Извините за наивный вопрос: в области лица сложнее исправлять костные дефекты или дефекты мягких тканей?

- Работать с костными дефектами легче. Сделал томографию, все тщательно измерил в сантиметрах, в миллиметрах, в градусах. Соответственно, можно точнее планировать операцию. С мягкими тканями проблем больше, а веки – особенно сложная зона. Это подтвердила и операция, проведенная мною 4 месяца назад на нижнем веке онкобольного пациента. Мужчина лишился фрагмента верхней челюсти, всей глазной орбиты. Поэтому, кроме всего прочего, необходимо было установить импланты, на которые мог бы крепиться экзопротез лица – по сути, силиконовая маска. Все это также просчитывалось с помощью трехмерного планирования.

Вообще при подготовке к подобным операциям приходится погружаться в точнейшие математические, геометрические расчеты. Все изучается на стыке оториноларингологии, офтальмологии, нейрохирургии, неврологии. Ищем ответы на многие вопросы: с каким усилием нижнее веко давит на глазное яблоко? Как соотносится это с геометрией черепа, с возрастом, с полом пациента? Звучит странно, но в современной анатомии еще остались «белые пятна», которые оставляют пространство для развития реконструктивной хирургии.

- Да, казалось бы, анатомия человека изучена вдоль и поперек. Это ведь не коронавирус со всеми его тайнами и неуловимыми микронами.

- Представьте, остались и в анатомии тайны. Я уже очертил для себя фронт антропометрической работы, которую еще никто в мире не делал. Полагаю, она и ляжет в основу темы будущей докторской диссертации.

- Расскажете об этом хоть в двух словах?

- Когда подготовлю об этом статью в серьезный научный журнал, непременно расскажу.

- Несмотря на свой далеко не солидный возраст – всего 37 лет, вы уже не первый год успешно преподаете в кишиневском медуниверситете, причем в группах с русским, молдавским и английским языками обучения. Внешне вы еще и сами похожи на студента. Слушается вас молодежь?

- Преподаватель я весьма строгий – и на лекциях, и на экзаменах, включая выпускные. Это все знают, потому и не пытаются на экзаменах «давить на жалость» или предлагать какие-то конверты. Если вижу, что студент знает на 9,5, могу в качестве стимула поставить 10. Но ответ на двойку оценю только на двойку. Я всегда бескорыстно помогу с дополнительными консультациями, подскажу, где взять необходимую информацию, поделюсь учебными материалами. Но откровенную лень, безалаберность поощрять не стану.

Без ложной скромности скажу, что на моих лекциях никто не скучает, поскольку на 90% они состоят из обсуждения конкретных клинических случаев, с которыми я ежедневно сталкиваюсь. Студенты изучают рентгеновские снимки, фотограммы больных, тут же предлагают методы лечения, которые я обстоятельно комментирую. К тому же корпеть над конспектами никому не приходится. В книгах, в Интернете есть весь необходимый материал, и переписывать теорию из учебников в тетради я считаю бессмысленным. Для меня важно одно - чтобы на занятиях все максимально «включали мозги».

- Ваши родители – известные в Кишиневе врачи. Отец – хирург-онколог, мама – стоматолог. Получается, что ваш путь в медицину был, как говорится, на роду написан?

- Вовсе нет. В старших классах всерьез планировал стать летчиком. Еще одной мечтой была военная журналистика. Но по ряду причин от этого пришлось отказаться, и тогда решил продолжить династию. К тому времени на работу хирурга я смотрел более чем трезво: с детства видел, как погружен отец в проблемы клиники, как переживает перед сложными операциями, порой сутками пропадает на работе. До пенсии он возглавлял отделение гастрологии в НИИ онкологии. Кстати, и в БСМП отца многие сотрудники вспоминают добрым словом, считают своим учителем.

- Вас переизбрали официальным представителем Молдовы в Совете европейской Ассоциации краниофацальной хирургии, в которой состоите более 12 лет. Успешно председательствовали на сессии по виртуальному планированию на международном Конгрессе хирургов головы и шеи. Какие практические вопросы это помогает решать?

- Работа в подобных структурах позволяет тесно общаться с коллегами, обмениваться опытом на едином информационном поле, продвигать обучение нашей молодежи на специальных курсах. Я же, кроме того, мечтаю унифицировать нашу университетскую программу обучения на стоматологическом факультете с программами главных европейских университетов. Это не значит, что наша хуже - она просто другая: иные названия предметов, тем, иное количество часов, отведенных на них. Есть и явное отставание в плане современных методик лечения. В сущности, мы в республике варимся в собственном соку – и студенты, и педагоги. Унифицирование программ поможет нам быть намного активнее, успешнее в вопросах повышения квалификации молодых специалистов, в обучении студентов, резидентов. Они смогут легче адаптироваться на всевозможных курсах, на стажировках в зарубежных университетских центрах, смогут увереннее перенимать опыт у известных ученых, хирургов.

- Ожидая вас в отделении, невольно «подслушала» разговоры пациентов о докторе Сухарском. Кому-то вы из дома куртку принесли, кому-то дали деньги на автобусный билет. Контингент больных в вашей клинике, наверное, непростой? Понятно ведь, что все эти кулачно-ножевые поединки, после которых человек оказывается в приемном отделении БСМП, как правило, не на трезвую голову происходят. Сложно в этом плане приходится?

- Всякое бывает, алкоголь – проблема серьезная. Пили бы граждане меньше – значительно меньше и у нас было бы работы.

- А с чем чаще всего обращаются в ваше отделение?

- Перелом нижней челюсти и флегмона в челюстно-лицевой области. Что касается флегмоны, это для нашего общества тоже весьма «стыдный» диагноз. На ранней стадии она лечится без особых проблем, но к врачу люди идут, когда абсцесс уже запущен и нередко спасать больного приходится на операционном столе.

- Вы много оперируете и в Молдове, и за рубежом. В качестве ургентного хирурга дежурите в службе «Авиасан». Много сил, времени требует преподавательский труд, работа над докторской диссертацией. Как отдыхаете? Самолеты, мотоциклы – все это в прошлом?

- Недавно мы с женой Людмилой стали членами Ассоциации практической стрельбы. Даже успели поучаствовать в нескольких мероприятиях. После многочасовых бдений у монитора такая физическая и психологическая перезагрузка весьма эффективна. Ну а байкерский дух – особый наркотик. И в Кишиневе, и в Москве есть свой круг общения, очень близкие друзья-байкеры.

- А хрустальная мечта - конечно, Harley-Davidson?

- Угадали – новая модель Fat Bob 2018. Это жутко дорого, но мечтать ведь не вредно. А самолетами я увлек и одиннадцатилетнего сына Анатолия. У нас с ним в гараже обустроена неплохая мастерская, много разных инструментов, от лобзика до лазерного гравера. Но сейчас его главное увлечение – курсы начального программирования, робототехника. Хотим собрать 3D-принтер для своих поделок, вместе корпим над радиоуправляемыми самолетами, вертолетами, дронами.

- Кстати, великий ученый Петр Капица считал, что академик должен уметь делать все своими руками – быть лучшим токарем, слесарем. Почти все приборы лаборатории он изготовил сам.

- Идея верная. Я, конечно, не академик, но могу сказать, что мои авиационно-мотоциклетные увлечения оказались не бесполезными на пути к виртуальному планированию.

Беседовала Татьяна Борисова