Эмиль Килдеску: «Коробка цветных карандашей – самый роскошный подарок моего детства»

Об удивительной работоспособности, неиссякаемой творческой энергии известного молдавского художника Эмиля Килдеску ходят легенды.

Более 5000 работ этого универсального мастера выполнены в разной технике. На его масштабных персональных выставках, которых насчитывается уже более двух десятков, можно было увидеть картины, написанные маслом и пастелью, гуашью и акварелью, на них были представлены гравюры и плакаты, графика, монохромные и цветные линогравюры, офорты и скульптуры. Среди любимых тем Килдеску – пейзажи, марины, христианские сюжеты. А еще – жизнь родного села Скуляны, на несколько километров растянувшегося по берегу Прута.

В прошлом году более 200 работ разных лет были представлены в кишиневском выставочном центре им. Константина Брынкуша на выставке «Бог и природа», приуроченной к 85-летию классика реализма. Как признались организаторы мероприятия, чуть ни впервые творения одного мастера заняли все три зала выставочного центра. Но едва отзвучали юбилейные фанфары, Эмиль Килдеску загорелся новыми проектами, среди которых – экспозиция большой серии великолепных пастелей. «Покой нам только снится», - улыбается он…

- До знакомства с Вашим творчеством я не представляла, что с помощью пера и черной туши можно создавать такие многогранные и по сути многоцветные графические произведения. Яркий тому пример – большая серия рисунков, которыми Вы проиллюстрировали цикл статей известного журналиста Александры Юнко о Пушкине в газете «Русское слово».

- В этих работах высвечивается мое глубоко личное отношение к Александру Сергеевичу – с раннего детства пробудившийся интерес к его творчеству, ко всему, чем была наполнена его жизнь в Бессарабии. Поэтому и появились на тех рисунках сюжеты, связанные, скажем, с молдавским писателем Константином Стамати, читавшим Пушкину свои произведения, с боярином Иордаке Варфоломеем, в кишиневском доме которого поэт любил бывать на балах, с непосредственным начальником Пушкина генералом Инзовым. Конечно, не мог я не запечатлеть его встречу с красавицей-цыганкой Земфирой или нашумевшую дуэль с французом Дегильи.

- Буквально несколькими летящими штрихами Вам удалось передать и бурлящий водоворот Ильинского рынка, где часто гулял Пушкин, и упоение, с которым играл ему на флейте босоногий сельский парнишка. Но главное, все эти рисунки волшебным образом сближают дни нынешние и дни двухсотлетней давности. Слишком узнаваемы на них контуры кишиневских церквей, пологие холмы у села Долна, деревянные распятия у дорог… Эмиль Иванович, а где хранится Ваша известная серия картин «Пушкин на юге»?

- Эти работы, написанные маслом и акварелью, находятся в кишиневском Доме-музее А.С. Пушкина. Часть – выставлена в экспозиционных залах, часть - в запасниках.

- Какие свои книжные иллюстрации Вы считаете особенно удачными?

- Пожалуй, те, что живут на страницах таких книг, как «За черешней» Иона Крянгэ, «Исай» Владимира Бешлягэ, «Доброй ночи» Михая Эминеску, «Баллады» Василе Александри. Кстати, за оформление «Баллад» я получил первую в жизни профессиональную награду – бронзовую медаль всесоюзной выставки искусства книги в Москве. Помню, как увлеченно работал над оформлением двухтомника «Хождение по мукам», над книгой о легендарном Сергее Лазо. С особым настроем трудился над серией графических рисунков по рассказу Чехова «Каштанка», который вышел отдельной книжкой в переводе на молдавский язык. У писателя Каштанка – «помесь таксы с дворняжкой, похожая на лисицу». Надеюсь, на моих рисунках детвора без труда разглядела и ее добрый нрав, и умный взгляд.

- А несбывшаяся пока мечта в плане книжных иллюстраций есть?

- Многие годы вынашиваю идеи рисунков, раскрывающих главную тему исторической драмы Пушкина «Борис Годунов» – власть и человек. Была и другая мечта – иллюстрации к гоголевским шедеврам, пронизанным сказочным мистическим духом писателя - «Вий», «Ночь перед Рождеством», «Пропавшая грамота», «Майская ночь». Ее я сумел осуществить несколько лет назад. Причем, никакого заказа от издательства у меня, к сожалению, не было. Но безграничную любовь к Гоголю я пронес через всю жизнь, и вот как-то вдруг «выстрелило» - появился этот цикл из 64-х рисунков. Тут видно, как тема диктует технику. Скажем, разудалые колядки, забавные сцены с мешками, в которых Солоха прятала своих «гостей», портрет своенравной Оксаны выполнены в акварели. А вот нечистую силу из «Пропавшей грамоты» писал гуашью – такую зловещую тьму акварель едва ли передаст. Буду рад, если эти иллюстрации все же найдут своего издателя.

- Ваша супруга Анна Болученкова, известный в Молдове ученый - педагог, автор уникальных учебников, очень интересно сказала о ваших иллюстрациях к сказкам Иона Крянгэ, к произведениям Эминеску для детей: «Это рисунки человека, который в душе сохранил любознательность, озорство ребенка. Посмотрите, с какой нежностью, восторгом он изображает животных, сколько солнца в его подсолнухах. Такие иллюстрации дети запоминают на всю жизнь».

- Я вырос на маминых сказках, которые слушал вечерами у жарко натопленной печки. У нее было два класса церковно-приходской школы, но фантазия, образный слог, чувство юмора делали ее неподражаемой рассказчицей. А главное, она всячески поощряла мою страсть к чтению. Благодаря маме, я в 8 лет стал обладателем настоящего по тем временам сокровища – коробки цветных карандашей. Было это в 45-м. В то время по селам ходили бродячие менялы. Как-то возле нашего двора остановилась телега. Возница что-то перекладывал в ней, готовясь менять свои товары на хлеб и зерно. Вдруг я заметил коробку карандашей. Бросился к маме и стал просить, чтобы она выменяла ее для меня. Но она отказалась – для нас это была непозволительная роскошь. Помню, забравшись на печку, я заплакал, и ночью мне снились убегавшие от меня карандаши. А наутро, едва проснувшись, увидел на столе коробку с шестью цветными карандашами. В тот день я был самым счастливым человеком на свете. Длинными зимними вечерами при свете керосиновой лампы мама, сидя за столом, шила-перешивала одежду, а я рисовал. До сих пор стыдно признаться, но не раз я вырывал из библиотечных журналов репродукции Васнецова, Шишкина, Айвазовского. Потом усердно копировал их, вывешивая лучшие работы дома на стене.

- В 1968 году Ваш плакат «Солдат мира» получил 1-ю премию на республиканском конкурсе. Но уже через несколько дней его печатали типографии в разных городах Советского Союза, он появился на страницах многих журналов. Антивоенная тема в Вашем творчестве звучит особенно пронзительно. Достаточно вглядеться в офорт под названием «Война»: в поле – два голых трупа, которые клюют вороны…

- Это – из реальных воспоминаний моего детства. На фронтах Великой Отечественной погибли отец и два его брата, а двоюродный брат мамы в конце 40-х умер дома от ран. Вот почему события «сороковых-роковых» звучат в моем сердце особым набатом. Хорошо помню первые дни войны, когда от гула самолетов дрожала земля. Скуляны находятся на самой границе с Румынией. 22 июня мама собрала маленький узелок, подхватила меня на руки и побежала из родного села. С толпой таких же беженцев мы останавливались в открытом поле, переводили дух у костров и снова шли. Помню, как ржали кони, скрипели колеса телег, блеяли овцы, плакали дети. Люди в селениях делились с нами чем могли, плакали и молились. Жгучая память о тех страшных годах и позволяла мне потом создавать такие работы как офорт «Война».

- После третьего курса Республиканского художественного училища им. Репина Вас призвали в армию на целых три года. Но, насколько я знаю, Вы и там не расставались с кистями и красками?

- Служил я в артиллерийском полку на окраине Вологды. Когда замполит полка, с боями прошедший в войну через мои родные Скуляны, узнал, откуда я родом, не мог нарадоваться. Я рассказал ему, что мобилизация прервала учебу в художественном училище, что каждое увольнение в город провожу в картинной галерее. Узнав об этом и увидев мои рисунки, замполит тут же приказал отпускать меня в увольнение каждую субботу. Об этом я не мог и мечтать!

В галерее, находившейся в Вологодском кремле, я подолгу всматривался в картины. Все сотрудники меня там хорошо знали. Подружился и с директором галереи Семеном Ивенским, в кабинете которого суровыми северными зимами часто согревался чаем с лимоном. По его просьбе даже сделал экслибрис для расположенной там библиотеки. По выходным в галерее собирались местные художники. Они дружно обсуждали новые работы, много шутили. Ко мне все относились очень радушно, хвалили за желание писать в любую свободную минуту. Разглядывая мои этюды, художники по-отечески хлопали меня по плечу: «Левитан ты наш!»

Но как бы ни была мне мила Вологда, зимними ночами, стоя на посту, я снова и снова вспоминал картины уже маститого тогда художника Алексея Васильева из серии «Молдавия». Они буквально согревали меня вдали от дома. Золотые поля пшеницы, лазурное небо, малахитовые ряды виноградников… Эти полотна я еще подростком увидел на репродукциях в журналах. С тех пор они то и дело всплывали перед глазами, творчество художника казалось недосягаемой высотой.

Демобилизовавшись и приехав в Кишинев, я с вещмешком и чемоданом прямо с вокзала пошел в училище. Не терпелось скорее восстановиться там для завершения учебы. Зашел в кабинет директора и оторопел: вместо прежнего руководителя за директорским столом сидел Алексей Александрович Васильев, недавно назначенный на этот пост. Он спешил на лекцию, стал говорить со мной на ходу. Я объяснил, что хочу продолжить учебу на 4-м курсе и вдруг стал показывать ему свои северные этюды. А дальше все было как в сказке. На лекцию Васильев так и не пошел. Внимательно рассматривая мои работы, которые я доставал из вещмешка и чемодана, он сообщил, что все они будут представлены на экспозиции в стенах училища. А еще директор заявил, что учиться я буду у него, пообещал сразу решить вопрос со стипендией и общежитием.

Позже я узнал, что этот известный художник, обладатель многих почетных званий и наград, не один год возглавлявший Союз художников Молдавии, - добрейший человек. Он часто приглашал меня в гости, показывал оригиналы работ Саврасова, рассказывал о своей жизни.

- Судя по всему, Вам вообще феноменально везло в жизни с учителями.

- Посудите сами, в училище моими наставниками были ученик Бориса Кустодиева Родион Александрович Габриков, ученик Ильи Репина Николай Иванович Сапалов. Увидев чей-то беспомощный рисунок, он приговаривал: «М-да, братец, Илья Ефимович за такую работу выгнал бы вас из аудитории». Очень любили мы Ростислава Владимировича Окушко. В самом начале 20-го века его отец В. Окушко приехал в Молдавию из Белоруссии. По сути, с нуля создал он в Кишиневе рисовальную школу, которая в 1918 году, по его предложению, была реорганизована в художественное училище. Он был отличным организатором, авторитетной личностью. Созданное им в 1903 году «Бессарабское общество изящных искусств» провело в Кишиневе 6 художественных выставок, участниками которых становились не только местные мастера, но и такие российские знаменитости как Илья Репин, Кириак Костанди, Александр Головин.

Ростислав Владимирович также стал великолепным живописцем, талантливым педагогом, заслуженным деятелем искусств Молдавии. Среди его учеником много ярких дарований – Михай Греку, Игорь Виеру, Михаил Петрик. Мы, студенты, восхищались его благородством, интеллигентностью. Как и отец, Р.В. Окушко многое сделал для развития изобразительного искусства в крае – создавал всевозможные студии, кружки, проводил выставки начинающих художников. Невероятно интересно рассказывал он нам о живописцах разных эпох, о музеях, где побывал. Иногда приносил рисунки своего отца. Мы вместе всматривались в них, ловили каждое его слово. Его мастер-классы были важны для нас не только в творческом, но и в человеческом плане. Он сам много работал и призывал нас не лениться. Любил приговаривать: «За дело надо браться, сударь, за дело!» Скромный, мудрый человек, он всегда оставался в тени, никогда себя не выпячивал.

Таким же интеллигентным, скромным был и одаренный акварелист, баталист-историк Леонид Григорашенко. Общение с ним также превращалось в незабываемые уроки настоящего мастера. 12 лет мне довелось преподавать в кишиневской Академии музыки, театра и изобразительных искусств. И там своим студентам я старался передавать не только профессиональные, творческие навыки своих замечательных учителей, но и многие их жизненные принципы.

- В крохотных карандашных набросках и на живописных полотнах Вы всю жизнь воспеваете родные Скуляны. Наверное, и не сосчитать, сколько работ посвятили своей малой родине?

- Это мое признание в любви действительно длится всю жизнь. Многонациональные Скуляны, где испокон веков находился таможенный пост государства, где жили известные на всю округу кузнецы, сапожники, шорники, гончары, – особый уголок на карте Молдовы. У Валентина Катаева даже роман есть «Кладбище в Скулянах», где он описывает боевые действия на территории села времен Российской империи и Советского Союза. А битва под Скулянами 1821-го года между борцами за независимость Греции и османскими турками, как известно, описана в повести Пушкина «Кирджали» и упоминается в его повести «Выстрел». Именно под Скулянами погибает ее герой Сильвио. Кстати, в момент этой битвы Александр Сергеевич проживал в Молдавии, и достоверно известно, что ее свидетелем был генерал Инзов.

Для меня же Скуляны – родная земля, где жили деды мои и прадеды. Где на небольшом оконце отчего дома в зимние дни я с изумлением разглядывал дивные узоры, начертанные гениальным живописцем морозом. Село наше то становилось районным центром, то уходило в подчинение Унгенского центра. Многое тут менялось, зарождалось и умирало. Но неизменными оставались в моей памяти лики святых с грустными глазами на стенах старой церквушки и огромные орехи, дарившие, как мне всегда казалось, самые вкусные плоды и самую прохладную тень в знойные дни.

- Меня поразила ваша пастель под названием «Родные Скуляны» на большом черном картоне: несколько домов, точнее, не домов, а только виднеющихся крыш, словно парящих, едва различимых. Мне кажется, именно такое произведение можно и нужно представлять на выставке одной картины. Эта пастель не отпускает от себя, уводя зрителя в его личные лабиринты памяти. Настоящая фата-моргана, порожденная не оптической иллюзией, не чередованием слоев воздуха, а чередованием слоев памяти.

- Для меня самые незатейливые домишки родных Скулян покруче любых облачных замков фата-морганы. В этих образах действительно кроются не загадки природы, а загадки собственной души. Вот и пытаюсь разгадывать их всю жизнь у мольберта.

- Не зря говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Вы написали замечательную книгу «Мозаика жизни». Эта россыпь увлекательных коротких зарисовок, смешных и трагичных, пропитанных дымом военных пожарищ и ароматом турецких, российских, румынских пленэров, читается на одном дыхании. С нежностью и теплом представлены тут дорогие лица матери, любимых учителей, односельчан. У вас, как мне говорили, феноменальная память, хранящая мельчайшие детали минувших лет. Потому так ярко, образно описаны они в этих мемуарах - работа художником в газете «Советская Молдавия»… рождение любимой картины «Тимофей», посвященной внуку… незабываемые часы, проведенные в музее Айвазовского в Феодосии… работа в министерстве культуры… избрание членом Европейской академии наук и искусств в Зальцбурге… работа над эпичным полотном «С нами Бог!» о событиях 300-летней давности, связанных с появлением русских староверов на молдавской земле… Удивительный калейдоскоп, где сплелись события Вашей жизни и жизни всей страны.

- Прежде всего, мне хотелось оставить в памяти современников «друзей моих прекрасные черты». Да, в книге есть и боль утрат, и откровенное неприятие любого злобного начала. Но ее главный посыл таков: успей дарить тепло сегодня, сейчас, пока жива твоя мать, пока рядом твой внук, пока рука держит кисть.

Беседовала Татьяна Борисова