«Если бы у меня был свой политический проект, я бы не допустил Плахотнюка к власти». Мнение Вячеслава Платона о «реальных правилах бизнеса в Молдове». Ч. 1

Несмотря на то, что с 2021 года бизнесмен, миллионер, бывший узник, вновь объявленный в розыск Вячеслав Платон находится в Лондоне, он не перестает живо откликаться на все происходящие в Молдове события и практически по каждому из них высказывает свое мнение. Серия интервью с Платоном, подготовленная тележурналистом Натальей Морарь, называется «Реальные правила бизнеса в Молдове». В этих беседах опальный молдавский бизнесмен откровенно рассказывает о перипетиях своей жизни.

Noi.md публикует интервью с опальным молдавским бизнесменом Вячеславом Платоном не из-за симпатий к этому весьма противоречивому человеку, а исключительно для того, чтобы привлечь внимание власти и широкой общественности к некоторым фактам, приведенным В. Платоном, в высокой достоверности которых трудно сомневаться…

Первая часть посвящена истории его карьеры и ее краха. Вот что рассказал Вячеслав Платон.

О том, почему не стал пианистом

До 17 лет я жил в Каушанах и мечтал стать пианистом. Я реально хотел поступать в консерваторию, много занимался, и хотел действительно связать свою карьеру, свою жизнь с музыкой. Мама меня отвела сначала в музыкальную школу по классу баяна, потому что не было мест на фортепиано. Два года проучился на баяне и потом за пять лет я прошел класс фортепиано.

Однажды мы с мамой были на отдыхе в Крыму и случайно познакомились с семьей из Санкт-Петербурга, Ленинграда в тот момент. Дядя Юра был кандидатом технических наук, проектировал ядерные подводные лодки. И мы с ним постоянно играли в шахматы. У меня было две страсти - фортепиано и шахматы. И он меня спрашивает: "А ты кем собираешься быть?" Я говорю: "Вот я на фортепиано еще играю и хочу стать пианистом". Он говорит: "Послушай, у тебя идеальный слух есть?" Я говорю: "Нет, но я трудом добьюсь". Он говорит: "Ты пойми, что такие, как ты, но с идеальным слухом, будут также добиваться, и они тебя все равно опередят, потому что это качество дается природой, и ты его ничем не заменишь, и ты не конкурентоспособен с ними. А в музыке добиваются успеха только первые. Все остальные, которые хоть на полтона хуже, уходят далеко вниз. Они уже никому не интересны. И в любом случае, скорее всего, ты закончишь свою карьеру в каком-нибудь кабаке". И я понимаю, что он был абсолютно прав, и что сегодня я уперся бы в эту стенку, потеряв огромное количество времени, ресурсов, полностью опустошенный, и мне пришлось бы возвращаться обратно и начинать этот путь снова и снова. Он мне сказал: "Слава, у тебя прекрасные математические способности, живой ум, тебе надо в общественных науках, либо в другом каком-то месте себя развивать".

О том, как стал заниматься бизнесом

Тогда еще был Советский Союз. Я, конечно же, поехал поступать в Москву. И конечно же в МГИМО! Но там я познакомился с ребятами, уже кооперативное движение было в полном разгаре, и до экзаменов в МГИМО я даже не дошел. Я просто понял, что здесь просто вал возможностей. Я видел, как ребята на одном углу покупали, а на другом углу продавали и получали зарплату моей мамы за 10 лет сразу.

Да, мы жили очень бедно с мамой, постоянно экономили и постоянно не хватало. А здесь ты понимал, что вот так все просто: здесь купил, там продал - и ты получаешь сумасшедшие деньги. Ну, я конечно же постарался влиться во все эти истории, потому что считал, что это обидно, когда это все проходит мимо меня, а я не поучаствую.

Мы занимались купи-продай, спекуляцией. В принципе с этого начинали практически все предприниматели бывшего Советского Союза. Это было очень легко. Для этого не нужны были какие-то сверхспособности. Просто надо было знать два действия. Первое: здесь купил, там продал. И между купил и продал должна быть разница. Вопрос только в том, какая это разница. Всё. И вот мы этим всем занимались. Покупали на Бельцком пищекомбинате водку и возили в Москву, потом появились какие-то границы непонятные, там начали стоять какие-то таможенники, начали говорить, что нужна какая-то печать на накладных от какой-то компании. Потом паспорта надо было менять… Потом деньги начали меняться в разных странах, платежи не проходили между странами.. И мы постоянно приспосабливались к изменяющейся среде, и это происходило повсеместно. Нельзя было сказать, что я был успешней кого-то или лучше кого-то. Нет. По большому счету, бизнес был очень примитивный.

Когда мы занимались "Укрзализныцей" - Украинскими железными дорогами, мы начали поставлять им пассажирские вагоны, и вот на этой сделке я достаточно хорошо заработал и почувствовал себя богатым.

О том, что для него означает быть богатым

Это значит удовлетворять свои бытовые потребности, немножко выше бытовых, то есть не думать о деньгах, что у тебя завтра на что-то не хватит, что у тебя есть желание, а ты его исполнить не можешь. Я не говорю о самолетах-пароходах. Я говорю о естественных человеческих желаниях. Когда ты можешь купить себе машину, которая тебе нравится, более-менее хорошую квартиру, когда ты не задумываешься о том, где взять деньги на ремонт. Я думаю, что вот это и есть богатство.

О том, почему его называют рейдером. История с "Энергоатомом"

Кого я захватил, рейдернул? Кого конкретно? Говорят про украинское предприятие "Энергоатом", про молдавский стекольный завод, потом про сахарный завод... Давайте по очереди, потому что это два разных бизнеса.

"Энергоатом" - это большая история. На определенном этапе в энергетике Украины возникли неплатежи за электроэнергию, за газ. Они возникли в результате того, что предприятия, которые потребляли электроэнергию, не платили за нее. И так называемая денежная наполняемость этих долгов доходила до 15-20%. У энергетических предприятий сформировались долги, они, соответственно, не платили своим поставщикам оборудования, сырья и всего остального. И это был замкнутый круг: им не платили предприятия, они не платили своим поставщикам, те, соответственно, не могли рассчитаться со своими - это был кризис неплатежей. На этом кризисе неплатежей интересно было покупать долги. И вот мы занимались скупкой долгов энергетических предприятий.

Не для того, чтобы потом эти долги выбивать, мы не были какими-то братками с битами. Чтобы юридически, подавая в суды, договариваясь, приходя к каким-то мировым соглашениям, взыскивать данные задолженности. При этом сами задолженности были бесспорны. На всех был акт сверки. То есть "Энергоатом" всё это признавал, подписывал акт сверки.

И вот на тот момент возникла ситуация, по которой можно было очень дешево покупать задолженности энергетических предприятий, у которых были солидные активы, в том числе атомные станции, которые всё равно производят электроэнергию, но просто они не платят. И придумывают разные схемы, как тебе не платить. Ты подаешь в украинский суд, получаешь решение о взыскании, приходишь к судебному исполнителю, а он тебе не открывает исполнительное производство.

Потому что "Энергоатом" - это государственное предприятие, поступает указание из Министерства юстиции не открывать исполнительное производство, либо еще что-то. Была у них фишка - подавать на банкротство. Договариваются с одним из мелких кредиторов на 100 тысяч гривен, тот подает на них на банкротство и возбуждается предварительная процедура банкротства. По законам Украины в этот период невозможно взыскивать, все исполнительные производства приостанавливаются, то есть ни один кредитор не может взыскать с него деньги. И если по закону весь этот период должен длиться максимум 30 дней, то они договаривались с судьей, и эта процедура длилась год-полтора, и никто ничего не мог сделать. Прошел год-полтора, они этому инициирующему кредитору сто тысяч гривен заплатили, и в этот же день другой кредитор со 100 тысячами гривен, по договоренности, опять подает.

И в этот момент надо было как-то юридически преодолевать эти препятствия, понимая, что деваться-то некуда. И люди понимают, что долг висит три года. И они приходят и говорят: "ребята, купите у нас эту задолженность". Почему бы не попробовать? Ну и попробовали, а потом втянулись...

В истории с "Энергоатомом" Украины они использовали схему по банкротству, чтобы не дать возможностей. Мы начали думать, как же взломать эти схемы. Мы начали взыскивать на сопредельных территориях, например, в России. "Энергоатом" покупает там какое-то оборудование, оборудование идет к нему... Раз, мы в России наложили арест, мы там легализовали свои решения. Им это не нравилось. Как?! Мы здесь придумали себе схемку, никому не платить, а хитрые молдаване начали ее обходить. И тогда начинаются крики: "Рейдеры, негодяи, смотрите, они взыскивают с нас долги! Нельзя же, вот у нас банкротство, как они могут!" Потом они пошли дальше, пролоббировали в Верховной Раде закон 2711, по которому все долги замораживались на 10 лет.

Мы, конечно, идем в молдавский суд. Потому что сумели перевести юрисдикцию в Молдавию. "Энергоатом" приходит в молдавский суд и говорит: "А у нас закон 2711, мы ничего не должны платить 10 лет. Все заморожено". Молдавский суд говорит: "Но у вас есть задолженность, и ваш закон на территории Молдовы не действует". А они это как рейдерство представляли... Потом мы подали в Стокгольмский арбитраж на Украину, как инвесторы, по Энергетической хартии, мы выиграли у Украины из-за этого закона. Мы показали, что это практически национализация имущества, активов. Мы выиграли, 4,5 млн нам присудили именно возмещения убытков, не сам долг.

О том, почему его называют рейдером. История со стекольным заводом

Теперь про молдавский стекольный завод (речь идет о Флорештском стекольном заводе. – Прим. ред.). В 1997 году мы пришли в Moldindconbank, там было 60 % просроченных кредитов. Два моих партнера, Валериан Мырзак и Анатолий Боцоровский, были там акционерами, 2-3 %. Была объявлена в один момент эмиссия 7 миллионов при капитале 4 миллиона, и они уговорили меня войти в капитал. Мы поучаствовали в этой эмиссии, в течение 4 месяцев поменяли руководство и когда посмотрели, как там идут дела, просто ужаснулись. То есть банк практически был банкрот. У него 40% обязательств было перед Национальным банком со всех привлеченных средств, со всех пассивов, и в активах 60% кредитов были просрочены, причем у таких предприятий, как "Альфа", "Электромашина", "Зориле", "Пьеле", "Сельхозмаш".

Мы понимали, что сейчас надо напрячься и максимально сделать всё, чтобы эти кредиты вернуть.

Вся успешность банка строится на умении возвращать просроченные кредиты. Если ты этого не умеешь, твой банк рано или поздно обанкротится. Основной параметр успешности банка - это доля просроченных кредитов в кредитном портфеле. Если она переходит 10 % - начинаются проблемы.

Теперь про молдавский стекольный завод. Понабирали кредитов, вернуть нечем. Выручки не хватает. Предприятие нерентабельное. Ушло в банкротство, куча кредиторов, в том числе и в Moldindconbank. Приходят кредиторы, говорят: "Ребята, надо еще вложить немного денег, и предприятие расцветет". Сели в правлении банка, посмотрели… Не хочется терять. Там у нас было 10-15 миллионов задолженностей. И надо вложить еще 10 и якобы всё будет ок. Нас убедили, мы вложили и... потеряли. Завод обанкротился как неэффективный, проиграл конкуренцию с кишиневским стекольным заводом, где было новое оборудование, лучшие печи, экономичнее. Кто на этом что-то выиграл? Никто! Все потеряли. Где здесь рейдерство?

О пике финансовой банковской деятельности

Это были 2013-2015 год. В 2013 году я и мои партнеры контролировали 65 % банковского рынка Молдовы. Это Victoriabank, Moldindconbank и Moldova-Agroindbank. И это были самые успешные, самые эффективные банки. Ни в одном из этих банков никто никогда, даже при Плахотнюке, даже когда я сидел, не смог найти ни одного хищения ни одного лея. В Moldindconbank мы 10 лет не брали дивидендов, вообще. В Moldova-Agroindbank постоянно ругались с миноритарными акционерами, чтобы уменьшить дивиденды. Мы все работали на капитализацию банка. Мы взяли Moldindconbank в 1997 году, тогда активы были 300 млн леев, а когда у нас его забрали в 2016 году, активов было 18 млрд леев. В 60 раз больше!

Мы любили свой бизнес, реально вкладывались, реально тратили кучу времени, средств, денег своих, и я думаю, что мы вырастили самый мощный банковский холдинг в стране.

Я много работал в банковском секторе и Украины, и России, и там никто не мог поверить, что такие структуры, как у нас, в Молдавии, абсолютно чистые и не нарисованные балансы. Они смотрели наши балансы и не верили, что всё абсолютно чисто. Вообще, те акционеры, которые сейчас якобы акционеры, я считаю их ворами, зашли в Moldindconbank и в Moldova-Agroindbank, они ведь слово не сказали никогда плохого про состояние банков.

О том, почему он все потерял

Моя главная ошибка была в том, что я вел бизнес в Молдавии. Ведь зарабатывал-то я всегда на Украине и в России. 97 % денег я заработал на Украине и в России. А в Молдавии я вкладывал и уговорил партнеров вкладывать в Молдавию. И мы стали слишком большие. И это нас погубило. Я хочу, чтобы было абсолютно четкое представление, что не моя фигура стала причиной того, что так случилось. (Это странный вывод, если исходить из того, что и в Украине, и в России Платон является персоной нон грата. – Прим. ред.)

В 2009 году, когда меня выбрали депутатом, до этого меня предварительно объявили в розыск – Интерпол, молдавские власти. Я приехал в Молдову, меня выбрали депутатом, и все дела сразу же прекратились. И не потому, что кого-то подмазал. Незачем там было мазать. Там были такие же идиотские схемы по уголовным преследованиям, которые в последующем развивались. Человек из Хынчешт рассказал, что он был в Киеве, и я ему предложил поучаствовать в какой-то преступной схеме, где он будет директором, получать кучу денег, и он приехал в молдавские органы, пришел с явкой с повинной, и это рассказал. Возбудили уголовное дело, меня в розыск подали. Парень реально из хынчештского села. Но я с ним был вообще не знаком. Он меня ни разу не видел, я его тоже. Он и на Украине не был в это время. Бред сумасшедшего. Поэтому там все быстро прекратили.

И вот когда я приехал в Молдову, тогда мы контролировали Moldindconbank, я себе сказал: "Никакого бизнеса в Молдавии больше. Есть банк, пусть будет. Всё! Никуда не лезь, ничего не делай, отдепутатствуешь и всё!" Я уже тогда принял решение, что я в Молдавии жить не буду, я катался между Москвой и Киевом, у меня было всё хорошо, жизнь удалась, бизнес цвёл и горя не знал. А потом то одна сделка, то вторая, вот и затянуло.

О своей фатальной ошибке

Так почему же я все потерял? Я об этом думал много лет. У меня было время посидеть и подумать об этом. Парень с битой в руках в темном переулке ночью всегда будет убедительнее любого интеллектуала, и он всегда заберет кошелек даже у суперуспешного айтишника или бизнесмена.

Я-то думал, что я застрахован от этого, но я переоценил свои возможности и недооценил уровень того беспредела, который в отношении меня был совершён. Мой главный просчет был в отношениях между Порошенко и Плахотнюком. Я ошибся. Их отношения были более крепкие, и связи были более сильные, чем я предполагал. Плахотнюку просто повезло. Вообще ему по жизни очень сильно везло.

Это раз. А второе, я не вкладывался в политические проекты в Молдове. Это была моя ошибка. Я мог остановить Плахотнюка и не допустить его к власти. Я абстрагировался, я отошел от политических проектов, потому что мне не нравилась вся их внутренняя борьба. Они то дружили, то топили друг друга. И как только ты появлялся на горизонте, они тут же объединялись против тебя. И я понял, что моя фигура объединяет их всех. И я сказал: "Ребята, я отойду в сторону, грызите друг друга". Я вообще отошел от политических дел в Молдове. Я не хотел покупать средства массовой информации, телевидения, принципиально не хотел, потому что тогда ты превращался в классического олигарха, когда у тебя есть финансовый центр, пропагандистский центр...

Я не связывал свое будущее с Молдовой. Я не хотел жить в этом постоянном соке раздрая, манипуляций, всех этих сплетен. Мне не было это интересно. Я развивал связи в других странах, вел там бизнес.

Но если бы у меня был свой политический проект, свои медиа, я бы просто не допустил Плахотнюка к власти. Я бы, наверное, смог сделать так, чтобы он не скупил депутатов, когда он скупал их пачками, десятками. Наверное, я не допустил бы, чтобы Михаил Фёдорович Гимпу пошел с ним в альянс. И много чего я бы смог не допустить.

О том, почему арест Филата был началом конца Плахотнюка

Для меня арест Филата был как гром среди ясного неба. Я тогда сразу сказал, что это большая ошибка Плахотнюка, стратегическая ошибка. Я позвонил Яралову и сказал: "Яралов, это начало вашего конца". Я так считал, потому что Плахотнюк всегда прикрывался Филатом. Весь негатив брал на себя Филат. Плахотнюк, наоборот, позиционировался как хозяйственник, эффективный менеджер. Он очень хитро вёл дела, и даже с кражей миллиарда в его прессе сразу же были намеки на Филата, на компанию Caravita и на все остальные вопросы. Да, он технично и умело переводил на него все стрелки. И Филат, не знаю почему, брал на себя все эти удары, и его рейтинг уже падал на тот момент. Но где-то они не сошлись, где-то что-то произошло, либо, скорее всего, Плахотнюк уже понял, что пришел момент брать власть в свои руки полностью, ни с кем ею не делиться, ни с кем ничего не согласовывать, именно брать власть и быть единоличным собственником страны.

О своем аресте и переговорах с Плахотнюком

Была ли возможность договориться после экстрадиции? Где-то через месяц после того, как меня привезли в Молдову, на меня вышли люди, дали телефон. Я сидел тогда в камере в 13-м пенитенциаре. Меня отводили в спортзал, давали телефон, и я разговаривал. То есть обсуждался вопрос о том, на каких условиях меня освободят. Был посредник между мной и Плахотнюком.

И я предложил Плахотнюку: "Вот есть банки, есть страховые компании, я обсудил это с партнерами. Мы тебе их отдаем, и ты меня отпускаешь". Мы понимали, что человек получил абсолютную власть в стране и мы это не удержим в принципе. На свободе я, не на свободе, он все равно это заберет. Ну не может он активы в 300-400 миллионов долларов, где он хозяин в стране, оставить кому-то, и чтобы кто-то был богаче его. Это человек, который всегда присваивал чужое. Он ничего в своей жизни не создал, кроме гостиницы Nobil, на кредитные деньги.

Плахотнюк на это предложение отреагировал в свойственной ему манере. Он говорит: "Банки и страховые компании? Вы мне это предлагаете? Так они уже мои. Забудь". То есть он уже считал это своим и что это не предмет переговоров. И выставил сумму 100 миллионов долларов дополнительно.

Я тогда думал: да посижу я полгодика, годик максимум, и послал его куда подальше.

Я не понимал, как меня могут посадить при очевидной фальсификации уголовного дела. Мне было тяжело понять, как суды это будут делать? Как ты это всё нарисуешь, как ты это всё представишь, как ты людям, общественному мнению объяснишь, когда у меня документы, материалы...

К сожалению, это и есть эпоха постправды, когда аргументы, документы, доказательства не имеют никакого значения, а имеет значение исключительно апелляция к эмоциям, настроениям и желаниям в конце концов. И конечно же серьезная медиабомбардировка. И никому и не интересны факты.