«В тюрьме один из "пантеровцев" мне передал пол-яблока, и это был геройский поступок». Мнение Вячеслава Платона о «реальных правилах бизнеса в Молдове. Ч. 2

Вышедший на свободу и вновь объявленный в розыск банкир Вячеслав Платон из Лондона дал серию видео интервью Наталье Морарь под общим названием «Реальные правила бизнеса в Молдове». В первой части он рассказал о том, как начинал свой бизнес и как его потерял. Во второй – об одном из самых тяжелых периодов своей жизни, когда он был осужден на 18 лет. Вот что рассказал Платон.

О роковом стечении обстоятельств

Плахотнюк меня не переиграл. Ему просто повезло. Повезло, что Порошенко пошел на это. Повезло, что мои друзья именно в этот период, за неделю до этого, поругались с Порошенко. Повезло, что я оказался именно в этот момент на Украине, хотя меня не должно было быть там. За пять минут до этого мне позвонили из СБУ и сказали: "Слава, тебя будут брать, уезжай".

А у меня была назначена встреча с первым замгенпрокурора. Я думал, ну сейчас доеду до встречи, всё объясню, и всё решится быстро. Зачем мне уезжать, я гражданин Украины, меня не могут выдать. Конституцией запрещено. Кто мне может что сделать? Какая экстрадиция? То есть Плахотнюку просто повезло, что Порошенко пошел на этот беспредел, повезло что такое стечение обстоятельств. Ничего больше.

Я четыре года вспоминал этот момент, когда я сидел у себя в кабинете и размышлял: что мне делать? Спускаться вниз либо уходить другим путем? И подумал: а чего я буду скрываться? Я ничего не совершал. Всё это липа, я в две секунды разнесу этот бред, И Плахотнюк еще пожалеет, что он вообще связался со мной по этому делу. И я спускался абсолютно уверенный, что даже если меня сейчас задержат, но к вечеру или через пару часов отпустят.

О том, когда стало ясно, что это всерьез

Мой близкий друг был у Порошенко, и тот говорит ему: "Ты уже пятый, кто ко мне приходит по этому вопросу. Извини, я ничего не могу сделать. Я уже Владу пообещал". Он еще так сказал: "Здесь вопрос не только в деньгах, у Влада сейчас будут президентские выборы, Владу нужна поддержка, чтобы его кандидат выиграл, иначе выиграют русские, то есть Додон, и тогда у Украины начнутся большие проблемы". Вот так он объяснял это.

У Плахотнюка и Порошенко были не только очень близкие бизнес-отношения, но и политические отношения. Поэтому для него Платон это была какая-то неизвестная фигура, мелочь пузатая, и оказать услугу хозяину соседнего государства казалось для него более значимой вещью. Плюс там были еще и финансовые вещи, три миллиона долларов.

О том, как у него отнимали бизнес

После кражи миллиарда Плахотнюк начал бороться с теми, кто эту кражу якобы совершил. И с помощью тех, кто участвовал, то есть с помощью Национального банка. Это сейчас мы уже знаем, что Драгуцан и все остальные члены правления Национального банка участвовали в этом, им же обвинения предъявили. Но в 2014-2015 гг. эти же люди должны были бороться с последствиями, а самое главное, должны были предотвратить подобные вещи в будущем. И, соответственно, они провозгласили борьбу с непрозрачными акционерами, ибо именно в этом якобы была причина кражи миллиарда в других банках. МВФ, Всемирный банк аплодировали: "Вот, действительно принимают меры, очищают банковскую систему от непрозрачных акционеров". И те, кто не просто активно участвовал в краже миллиарда, а были организаторами и сообщниками, начали бороться с теми, кто не участвовал в краже миллиарда и, соответственно, они приняли законы.

Конечно, для меня это был какой-то сюрреализм. Я-то прекрасно знал, кто участвовал в краже миллиарда, и эти люди как ни в чем не бывало борются с теми, кто удержал банковскую систему на плаву в это время.

Я встречался с Драгуцаном, объяснял ситуацию в банке. Они прекрасно знали, что дела у нас идут великолепно. Они прекрасно знали всё наше финансовое состояние. Они боролись с эффективными собственниками. Я удивлялся: "Ребята, это какой-то нонсенс!"

О том, как принимались законы

А знаете, под каким соусом принимались законы, на основании которых выдали гарантии на миллиард долларов? Что говорил Плахотнюк на совещании у Тимофти? Для чего принимаются эти законы? Для того, чтобы не дать Платону при помощи ФСБ дестабилизировать финансовый рынок в преддверии выборов. То есть они эту угрозу вертели перед носом лопухов, принимая законы, на основании которых они смогли своровать этот миллиард. Вот в чем проблема. И есть очень много стенограмм, где записано, что именно так Плахотнюк обосновывал принятие законов, которые позволили правительству в чрезвычайных ситуациях выдавать государственные гарантии.

И вот эти ребята понапринимали кучу законов, которые позволили им просто так, по формальным основаниям, забрать акции наших банков. Потом они напринимали законы и забрали также и страховые компании.

Есть антикоррупционный комитет, созданный при Майе Санду, который финансируется на деньги Соединенных Штатов и Европейского союза. Там иностранцы в этом комитете. Так вот он дал доклад, где упомянул и мое имя и ЕБРР. Так вот по поводу ЕБРР он очень нелицеприятно высказался и рекомендовал проверить его деятельность в Молдове. Потому что то, что они натворили, выходит за все рамки. Тот же Чокля (Серджиу Чокля, глава Нацбанка с 2016 по 2022 гг. - Прим. ред.). Я ему из тюрьмы писал письма про акции Victoriabank-a, о том, что они куплены на деньги BEM, украденные. Он, как президент Национального банка, должен был эту информацию проверить, его администратор был в BEM-е. Ему три платежки надо было поднять, чтобы понять, что акции Victoriabanka, принадлежащие на тот момент Плахотнюку, были куплены на деньги, сворованные у BEM-а. Но он этого не сделал.

О том, у кого сейчас отнятый у него бизнес

По моему абсолютному убеждению, он у Плахотнюка. Не формально, конечно. Формально никогда и никого там нет вообще, и меня формально никогда нигде не было. Стоят зиц-председатель, фонды из Литвы, из Украины и ЕБРР на 40 % для прикрытия всей этой лавки. Стоят болгарские инвесторы…

Moldova-Agroindbank, который на тот момент стоил минимум 150-200 миллионов долларов, продали за 15 миллионов евро. И ЕБРР это покупает! Что, наш Владик такой щедрый благотворитель, который дарит ЕБРР 135 миллионов долларов или 185 миллионов долларов?

Сомневаюсь, что он сделал такой щедрый подарок просто так, кому-нибудь.

О моментах самого сильного отчаяния

У меня года два был момент сильной агрессии. Я стал очень агрессивный, злой, жесткий.

Я замечал за собой, что я черствею очень сильно. И у меня драки были с охраной.

Конфликты были из-за того, что они забирали письма жены, родственников и газеты. То есть мне адвокаты передавали, а они у меня при входе в камеру делали дополнительный обыск и забирали это. И я отказывался заходить в камеру, они меня силой пытались туда затащить, и вот там начиналось...Обычно так.

Самый тяжелый для меня был момент, это когда у нас выборы были в 2019 году, в феврале. Я сидел, слушал радио, считал голоса, и когда я понял, что Плахотнюк набирает 40 мандатов - я понял, что мне конец, что я больше из тюрьмы никогда не выйду. Потому что они уже к этому времени ко мне киллера в камеру подсаживали, и я понял, что, скорее всего, меня никто отсюда живым не выпустит.

Это с одной стороны, а с другой стороны, когда Майя Санду начала заявлять, что она не пойдет ни на какие переговоры с Додоном, я понимал, что она выталкивает социалистов в объятия Плахотнюка, и он их уже из этих объятий не выпустит. То есть она максимально делала всё, чтобы Додон окончательно пошел на союз с Плахотнюком. И тогда я понял, что мне конец...

О том, каково было сидеть в тюрьме

Это было достаточно тяжело, особенно с точки зрения того, что ты полностью изолирован от всей информации и 23 часа в сутки сидишь в полном вакууме. То есть ты сидел один 23 часа в сутки, на час тебя выводили во дворик, погулять, заняться спортом, и всё. Выводили люди, которым запрещено было с тобой общаться, люди в масках, обезличенные, которые боялись с тобой заговорить.

Обычно мою дверь могли открыть только охранники, которые появлялись исключительно совместно либо с начальником тюрьмы, либо с оперативным дежурным по тюрьме. Всё! Отдельно никто не мог открыть мою дверь в камеру. Когда меня вели к адвокату, я по дороге рассказывал анекдот, и вот этот оперативный дежурный по тюрьме улыбался. А все видеокамеры выходили к начальнику тюрьмы на монитор. Так его чуть не уволили, грозили тюрьмой, за то, что

"симпатизировал Платону".

Поэтому они кошмарно боялись. Люди, которые проходили мимо меня, сотрудники тюрьмы, все отворачивали глаза, чтобы не смотреть в мою сторону. Когда меня лишали передачек, я там по полгода - по году был без передачи, один из "пантеровцев" мне передал пол-яблока, и это был геройский поступок. А я яблок не видел, даже адвокаты хотели мне принести яблок, у них забирали яблоки, чтобы не дай Бог они мне не передавали.

О любимой шутке Плахотнюка

Это была их любимая шутка - запустить дерьмо мне в камеру. Я не знаю, как они это делали, но из унитаза поднималась такая струя воды, такой фонтан вместе со всем дерьмом, и заливало всё. И ты только успевал на шконку залезать, и сидишь так вот всю ночь. А оно плавает. А Плахотнюк, как мне сказали, за этим наблюдал. То есть то, что у меня скрытые камеры стояли, это общеизвестный факт. Но то, что он смотрит - мне передавали, что он смотрел и еще хвастался, показывал своим подчиненным: "Вот смотрите, вот этот Платон, такой всемогущий, хитрый, и вот посмотрите, что я с ним сделал".

Он садист. Он любил унижать людей, любил оскорблять, издеваться. Это доставляло ему особое удовольствие.

О том, как он узнал о бегстве Плахотнюка

История началась за неделю до этого, когда парламент проголосовал за наличие коалиции, за формирование правительства… И я как раз шел в душевую, а Ешану, тоже политический заключенный, у которого как раз окна выходили к этой дороге, которая ведет от моей камеры, тоже, видимо, услышал об этой новости. Потому что с утра уже все средства массовой информации гудели, а плахотнюковские начали мочить Додона и тому подобное. И Ешану уже кричит охранникам: ну что, ребята, к вечеру ваше начальство уже сменится, и мы выйдем! И я уже тогда понял, что идет смена эпохи. И уже тогда, конечно, я был на серьезном подъеме. Потом Плахотнюк неделю еще цеплялся за власть, думал, что через решения Конституционного суда он это отменит.

А мне уже тогда было понятно, что это конец. Европейский союз поддержал, Россия поддержала. США, кстати, не поддержали. Они взяли паузу и, конечно, это была главная интрига - что они скажут. Но после того, как европейские страны присоединились к поддержке новоизбранного правительства, новоизбранного парламента, я понимал, что Соединенным Штатам в принципе деваться некуда. Они вынуждены будут также это поддержать. То есть то, что конец Плахотнюка наступил, я понимал.

Конечно, могла быть какая-то ещё агония. Я в тот момент сидел и думал: если сейчас начнутся какие-то беспорядки, Плахотнюк будет силой подавлять это все, то, конечно, он под шумок в тюрьме со мной расправится. Если кровь прольется на площади, а в тюрьме кого-то замочат случайно, здесь уже никто разбираться не будет, это был бы хороший повод для него. И когда я услышал по радио, это было в 17:30, что Плахотнюк сбежал, я три ночи не спал.

Это был самый счастливый момент в моей жизни!

Это же всё накапливалось три года. И после полного отчаяния, когда уже понятно, что тебе конец и надо просто красиво уйти из жизни, тут вдруг такой вот свет в конце тоннеля! И ты понимаешь, что все твои мучения закончились, ты увидишь дочку, жену, что ты завтра выйдешь. Я был в восторге, я не ходил, а подпрыгивал постоянно.

Но освободили меня только через год. И это было шоком.

О своих ожиданиях

Понятно, что всем наплевать на людей. Понятно, что всем наплевать на справедливость, кто бы это ни был. Но кража миллиарда – громкое дело, на щите которого оппозиция пришла к власти. Прошло пять лет, ничего не делается, воры на свободе, миллиард не возвращен. "Мы придем и всё сделаем". У меня было впечатление, что хотя бы эти политические лозунги надо как-то подтвердить, хотя бы что-то сделать, чтобы показать населению хотя бы видимость работы. Я был уверен, что соберется какая-то группа прокуроров, следователей, достаточно многочисленная, которая начнет рыть это дело, начнет арестовывать, предъявлять обвинения, накладывать аресты на имущество, то есть активно заниматься этим.

Вот Плахотнюк сбежал. Проходит месяц - ноль! Второй месяц идет - ноль. Ко мне в конце июля приходит парламентская комиссия в тюрьму во главе со Слусарем. Большого усилия стоило притащить их, чтобы выслушали тебя – одного из главных свидетелей, у которого все материалы были, просто возьмите их, просмотрите и можете предъявлять обвинения. Сразу! Всё расписано, всё, значит, задокументировано, всё, что можно было на тот момент. Плюс я сам по себе свидетель этого преступления, потому что Плахотнюк разговаривал со мной, Шор разговаривал со мной, я продавал эти акции им, то есть уже всё понятно. И вот приходит эта комиссия в конце июля, я начинаю что-то рассказывать. Слусаря уносит в неуплату налогов Плахотнюком. Карп сидит, играется на телефоне. Головатюк посидел час, позадавал правильные вопросы, но говорит: у меня уже времени нет, я побежал.

Они посидели два часа, Слусарь говорит: "Ну нам уже пора". Я говорю: "Ребята, подождите, вот смотрите, здесь вот 2 миллиарда так украли, миллиард так, здесь сформировали искусственные долги, нам еще посидеть, я ж вам еще не всё показал". Они говорят: "Да, да, давай. Вот сейчас парламентские каникулы пройдут, и мы к 13 августа к тебе вернемся".

Сказать, что я немножко был офигевший, – это ничего не сказать. Хорошо, через пару дней ко мне приходит господин Октавиан Якимовский, прокурор. Я его знал, потому что он к марту и к апрелю заходил тоже в тюрьму ко мне, по моей жалобе в Румынию, которую передали в Антикоррупцию Молдавии. Он вел себя очень корректно, всегда очень спокойно, разрешал даже адвокатам присутствовать и общаться. И вот он приходит ко мне и говорит: "Я новый руководитель группы по расследованию кражи миллиарда. Вот ты там в прессе много заявлял, заявлял на судах, давай вот что ты хочешь рассказать".

Ну я ему начал рассказывать, как это было, схема, одно, второе, третье. Он меня выслушал, да и говорит: "Ну хорошо, давай пиши!". Мы начали писать. Но у него времени не было, и он пришел через неделю.

То есть это главное дело страны, в котором я один из главных свидетелей. Ну хорошо, он приходит второй раз, приходит уже с оперативником, прикрепленным из Центра по борьбе с коррупцией. "Слушай, у меня через 40 минут встреча с исполняющим обязанности генерального прокурора, я там посижу и уйду, а вот этот парень, он будет записывать всё, что там будешь давать ему показания".

Ну здесь я, конечно, уже думаю: нет, что-то, ребята, все это очень несерьезно. И говорю ему: "Октавиан, давай начистоту. Вот я тебе сейчас всё распишу, всё покажу, всё это, представлю все доказательства. Ты поймешь, что я невиновен. Ты ревизионное производство по моему делу откроешь?" А он говорит: "Нет! Это не мои полномочия". Я говорю: "Но ты хоть рапорт напишешь, что в результате расследования ты выявил, что такой-то гражданин не виновен и его осудили незаконно?" Он говорит: "Нет". Я говорю: "Ты даже рапорт не напишешь? Какой тогда смысл мне тогда всё писать, вам раскладывать?" Он говорит: "Ну не хочешь – как хочешь".